Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [137]
Проникновение в повседневную жизнь женщин контрацептивов вызывало устойчивую критику как на Западе, так и в России. Известный итальянский врач Ч. Ломброзо в работе «Женщина – преступница или проститутка» сравнивал женскую контрацепцию с преступлением[1606]. В своих публицистических работах Л. Н. Толстой неоднократно обращал внимание читателей на распространившийся «порок» среди интеллигентных женщин – употребление средств, ограничивающих деторождение. В работе «Что же нам делать?» писатель с горечью отмечал, что женщины из «богатых классов» повсеместно «стараются избавиться от рождения детей»[1607]. В «Послесловии к Крейцеровой сонате» Толстой писал: «…и вне брака и в браке, по совету служителей врачебной науки, стало распространяться употребление средств, лишающих женщину возможности деторождения, или стало входить в обычай и привычку то, чего не было прежде»[1608]. Русский классик с негодованием относился к распространению контрацептивов, сравнивая это «нечто» с «убийством», «искусственным уничтожением деторождения». Его позиция отражала официальную точку зрения на данную проблему – резкое осуждение любых форм, кроме воздержания, ограничивающих детородную функцию женщин. Предупреждение деторождения в половой жизни он относил к «преступлению», оправдывая исключительно репродуктивное сексуальное поведение. Основная причина доминирования критического подхода коренилась в том, что сама по себе репродукция рассматривалась не как право женщины, а как ее обязанность, не предполагающая личного выбора. Воспроизведение потомства, воспитание новых граждан страны являлось основным и единственным женским призванием, одобренным государством. Никто из публичных деятелей 1880–1890‐х годов не осмеливался выступать в защиту контрацепции.
Вопреки официальной критике в конце XIX века в России была издана уникальная книга медико-просветительского характера – «Как предупредить беременность у больных и слабых женщин», принадлежавшая столичному врачу К. И. Дрекслеру. Этот труд был настолько востребован, что к 1910 году имел уже пять переизданий. В том же году цензоры запретили издание книги. Все тиражи, находившиеся в продаже, были арестованы. Однако вскоре, согласно рекламным объявлениям, арест был снят, и в печати появилось шестое издание книги[1609]. Каждое новое издание автор «значительно перерабатывал», дополнял и снабжал откровенными иллюстрациями. Книга продавалась в книжных магазинах Москвы и Санкт-Петербурга, а также в девяти губерниях России. Автор подробно описал все существующие способы контрацепции. При этом Дрекслер «нравственные способы контрацепции» (супружеское воздержание, прерванный половой акт, цикличность сексуальных отношений) вообще не рассматривал, отнеся их к разряду «ненадежных». Читающей публике он представил описание новейших механических средств защиты от нежеланной беременности. Дрекслер был убежден, не разделяя при этом теорию неомальтузианства, что контроль над рождаемостью – важнейшая составляющая жизни современного ему общества. Кроме того, он считал контрацепцию панацеей от распространения абортов и инфантицида[1610]. Издание этого труда наглядно демонстрировало противоречивое отношение власти к вопросам контрацепции. Сам факт публикации и шестикратного переиздания книги свидетельствовал в пользу крайней ее актуальности и популярности. Однако вводимый арест на тиражи, осуждение автора по статье 1001 Уложения о наказаниях – «о развращении нравов», а затем отмена наказания и ареста книги говорили о том, что власть до конца не выработала отношения к распространению практик ограничения рождаемости.
Важным доказательством того, что специальные средства предупреждения беременности входили в частную жизнь людей, являлись многочисленные свидетельства не столько женщин, сколько врачей, чьими пациентками они являлись. В частности, К. Дрекслер многократно упоминал о женщинах разного социального статуса, возраста, с различным количеством детей, которые обращались к нему за советом в выборе лучшего средства предохранения от новых беременностей.
Контрацепция была не столько модной тенденцией высшего сословия, сколько объективным следствием процессов, происходивших в российском обществе. Во многом определяющим был экономический фактор. Разложение ценностей патриархальной семьи, процесс урбанизации приводили к тому, что многочисленные семьи становились непомерной обузой. Е. С. Дрентельн в своей работе, посвященной половой природе мужчин и женщин, основную причину распространения специальных средств контрацепции видела в «столкновении болезненного сильного полового инстинкта с чрезвычайно обостренными условиями экономической жизни»[1611].
Трансформация российской семьи, участившиеся случаи развода ставили под угрозу традиционные семейные ценности. По мнению И. С. Кона, именно «рост социальной мобильности и ослабление семейных уз» актуализировали «проблему контроля за рождаемостью»[1612]. Не стоит сбрасывать со счетов важнейший фактор – процесс женской эмансипации, который наносил существенный удар по семейным ценностям и давал возможность женщине преодолеть довлевшую над ней перспективу бесконечных беременностей, родов и материнства. При этом контрацепция использовалась как эмансипированными дамами, так и вполне рядовыми дворянками, горожанками. На смену «безразличным матерям» доиндустриальной России пришли «осознанные матери», которые от своих предшественниц отличались тем, что рожали значительно реже (могли самостоятельно регулировать беременность), однако целиком и полностью отдавались заботе о своих немногочисленных детях. Кроме того, причина активного вхождения контрацептивов в повседневность российского общества была тесно связана с распространением половой свободы населения, которая была опасна внебрачными детьми и угрозой заражения венерическими заболеваниями, значительно возросшей к началу XX века.
