Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [135]
Все иные средства контрацепции признавались ими как противоестественные и безнравственные. «Что мы разумеем под „половым извращением“, не трудно понять. Вообще каждый вид сношения, уклоняющийся от нормы, и вреден, и безнравственен», – писала врач А. Фишер-Дюккельман[1585]. Умеренность в их трактовках предполагала совершение coitus не более одного-двух раз в месяц. Пределом нормальной половой жизни являлись сексуальные отношения два-три раза в неделю. Все, что превышало заявленные цифры, являлось, по мнению специалистов, отклонением от нормальной половой жизни. Невоздержанностью супругов они объясняли истощенность женского организма и трудность последующих беременностей и родов.
Многие российские гинекологи в официальной риторике в мужском самоконтроле видели физическое, психическое и духовное оздоровление общества (В. М. Бехтерев, Г. Роков, В. М. Тарновский, М. И. Покровская и др.). Известная врач-феминистка М. И. Покровская связывала вопрос о супружеском воздержании с правами женщин. Несмотря на свои либеральные взгляды, она, как и консервативно настроенные врачи, оправдывала исключительно репродуктивный секс. В популярном в начале XX века журнале «Женский вестник» Покровская отмечала, что исчезновение в супружеской жизни секса ради удовольствия спасет женщину от полового рабства[1586]. Однако впоследствии, видимо, опираясь на конкретный эмпирический материал в виде живых историй ее пациенток, она отказалась от защиты абсолютного полового воздержания. Покровская стала указывать на то, что любые крайности (как абсолютное воздержание, так и неумеренность в данном вопросе) вредны для организма и психики человека[1587]. Отстаивая права женщин на половую неприкосновенность, феминистки лишали их свободы в сфере сексуальных отношений. Отмечу, что для большинства «экспертов» сексуальная жизнь и сопровождаемые ее удовольствия считались исключительно мужской прерогативой. Традиционный дискурс рассматривал женщину вне сексуальных отношений, олицетворяя ее с жертвенной и асексуальной женщиной-матерью. Бурная сексуальная жизнь представительниц слабого пола относилась к девиантному поведению. Об этом, в частности, писал известный врач В. М. Тарновский, который, как и Ч. Ломброзо, сравнивал женщин с сильным половым инстинктом с проститутками.
В супружеском воздержании видел добродетель Л. Н. Толстой: «…воздержание, составляющее необходимое условие человеческого достоинства при безбрачном состоянии, еще более обязательно в браке»[1588]. «Крейцерова соната» стала гимном писателя половому воздержанию. «Во имя нравственности» он призывал супругов пересмотреть свою половую жизнь[1589]. Великий писатель убеждал читателей, что высокая любовь истощается удовлетворением чувственности. В провокационном произведении он стремился показать, как влюбленность молодоженов после первой брачной ночи превращается в ненависть, злобу и неудовлетворенность собой, второй половинкой и жизнью в целом. Л. Н. Толстой оправдывал исключительно репродуктивный секс, полагая, что результатом половых отношений должны быть беременность и рождение детей. Все, что свыше этого, он относил к извращению. В своей популярной риторике он якобы защищал права женщин, указывая на то, что их положение крайне несправедливо, так как они нередко должны быть и беременными, и кормилицами, и любовницами одновременно. Результатом столь тяжелой нагрузки, по мнению писателя, становились истощения и тяжелые нервные заболевания женщин всех возрастов. В этом он видел драму семейных союзов и в целом современного ему общества.
«Крейцерова соната» произвела огромное впечатление на российскую интеллигенцию, среди которой появились апологеты полового воздержания. В частности, публицист С. Ф. Шарапов в интимной переписке со своей возлюбленной – смоленской дворянкой З. Ф. Коровко – указывал на аморальность половых отношений большинства знакомых ему супружеских пар, называя мужей «цивилизованными дикарями» по отношению к своим высоконравственным женам[1590]. Для многих дворянок половое воздержание становилось наиболее предпочтительным средством контрацепции ввиду признанной нравственности данного способа. Е. Дьяконова в дневнике в «воздержании» видела единственную защиту от беременности: «Наши мужчины воздерживались бы от сожительства с женами ради блага их собственных детей, ради здоровья своих жен!»[1591]
Таким образом, половое воздержание, культивируемое общественно-политическими, литературными кругами, становилось неким нравственным идеалом для благовоспитанных мужчин. Однако восхваляемая практика была далека от реальных условий супружеской жизни. Об этом писали все те же врачи, подчеркивая, что редкий мужчина, глядя на слабость здоровья своей жены, будет сдерживать свои половые инстинкты: «Грубых мужчин, совершенно не принимающих в расчет возможные последствия полового акта, даже в том случае, когда здоровье женщины настоятельно требует покоя и отдыха, вовсе не так мало», – писал отечественный гинеколог К. Дрекслер
