Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [133]
В современной зарубежной историографии ученые рассматривают эволюцию контрацепции в контексте проблемы контроля над человеческим телом и его репродуктивными функциями[1566]. Американские историки относят движение за легализацию контрацепции в начале XX века к важнейшим социальным проектам того времени[1567]. Появление и распространение контрацепции воплощало противоречивые тенденции в развитии общества. Практики контрацепции, с одной стороны, выражают процесс медикализации частной жизни общества, являются одним из воплощений биополитики (М. Фуко), то есть контроля над количеством деторождения с помощью специальных средств, которые с развитием научного знания стали разрабатываться представителями медицинского сообщества. Естественный процесс для женского организма – деторождение – все больше приобретал медицинское измерение. Именно врачи, не без участия коммерческих компаний, во второй половине XIX века стали «продвигать» первые искусственные средства ограничения рождаемости. И в данном случае интересы врачей и их «пациенток» совпадали. Контрацепция впервые открывала женщинам пути для иной, кроме материнской, самореализации. С другой стороны, широкое распространение контрацептивных практик нарушало сложившуюся модель демографического поведения, в которой государство было заинтересовано в «приумножении» населения и законодательно регулировало такие процессы, как контрацепция, абортивные практики. Фактически женская зависимость от репродуктивных функций преодолевалась с помощью медицинских институтов, подчинения врачебному контролю, что воплощало новый виток контроля над женским телом – формировались биополитические способы контроля над поведением человека[1568].
В российской исторической науке средства контрацепции как часть истории по контролю над рождаемостью – практически не исследованная область, ввиду крайней интимности и табуированности ее содержания. Супружеская контрацепция затрагивалась исследователями вскользь: в этнологии – в рамках родильного обряда и народных абортивных практик[1569]; в социальной истории и демографии – в контексте динамики численности населения[1570]; в частной истории – в вопросах, связанных с повседневностью семьи[1571]; в гендерной истории – в рамках проблемы материнства[1572]. При этом сами по себе практики контрацепции не входили в предмет научного описания, делая данную тему маргинальной для исследования. Исключительными по своей постановке явились работы профессора истории Принстонского университета Л. Энгельштейн, известного российского ученого И. С. Кона и основательницы отечественной школы гендерной истории Н. Л. Пушкаревой[1573]. В их фундаментальных исследованиях данная тема не получила широкого раскрытия, в то же время им удалось связать эту проблему с динамикой социально-экономических, политических и духовных процессов пореформенной России.
Мы исходим из того убеждения, что без контрацептивных практик как важной части контроля над рождаемостью невозможно было представить развитие женской эмансипации. Контрацептивные практики – основа способов контроля над рождаемостью, позволившая разделить репродуктивное и сексуальное поведение. Это своего рода скрытый механизм, при помощи которого женщина могла преодолеть рамки природного и обрести социальную свободу. Раскрытие этой темы позволяет дать более объективные ответы на вопросы, связанные с женской эмансипацией, материнством, положением женщины в гендерной системе общества и путях рационализации женской сексуальности. Кроме того, ограничение деторождения в конечном счете явилось одним из условий развития «сознательного материнства», так как превращало материнство из тяжелой женской обязанности в ее привилегию. Вызывает особый интерес, почему в условиях всеобщего осуждения контрацептивы устойчиво проникали в повседневную жизнь российского общества и прежде всего в его интеллектуальные круги? Почему, когда на Западе активно боролись со средствами контроля рождаемости, часть российского медицинского сообщества настойчиво их пропагандировала, а реклама контрацептивов наполнила столичную и провинциальную прессу? И наконец, чем было обусловлено столь брезгливое отношение женщин, представленное в автодокументальных источниках, к контрацептивам на фоне их широкого распространения в интеллигентных кругах?
Практики ограничения деторождения при помощи специальных средств существовали во все времена и у всех народов. Народная медицина, традиционные верования знают многочисленные способы, направленные на предотвращение зачатия. В народной традиции предупреждение беременности в какой-то мере оправдывалось для бедных семей, излишняя плодовитость могла осуждаться. Согласно народным представлениям, семьи, лишенные средств вскормить и вырастить детей, должны ограничивать их численность. Известны поговорки: «Вот, жрать нечего самим, а она, как кошка, плодит», «наживать ребят умеете, а кормить, так нет вас»
