Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [114]
Несомненно, огромное влияние на формирование концепта «свободного материнства» оказала философия Эроса в контексте русского символизма. Представители данного направления, среди которых были философы, писатели и поэты, рассуждая о любви между мужчиной и женщиной, не рассматривали деторождение в качестве основного содержания их отношений. Владимир Соловьев в известной работе «Смысл любви» писал о том, что сущность половой любви не сводится исключительно к продолжению рода. При этом он косвенно высказывался в пользу ограничения деторождения, полагая, что в мир должны приходить не «различные образчики человечества», а только «лучшие»[1384]. По мнению философа, между «силой любовной страсти и продолжением потомства»[1385] вообще нет никакой связи; наиболее искренние чувства в истории всегда оставались бесплодными. Суть материнской любви он сводил к биологии, приравнивая ее к инстинкту; отцовские чувства он вообще не рассматривал.
«У любящих не бывает детей», – писала М. И. Цветаева, имея в виду великих влюбленных в истории (Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Амазонка и Ахиллес)[1386]. В «Письмах к Амазонке» она характеризовала «идеальное материнство» как «слишком цельное единство» между двумя любящими женщинами (!), одна из которых – «старшая» («мать»), другая – «младшая» («дочь»)[1387]. Для поэтессы матрилинейность поведения женщины, распространяющаяся на все области деятельности и чувств, – главное, что отличает ее от мужчины. Схожий формат отношений между женщинами был описан Л. Зиновьевой-Аннибал в книге «Тридцать три урода». Таким образом, столь популярные в интеллигентской среде символисты не могли не повлиять на восприятие материнства (настоящего и потенциального) молодыми женщинами.
Часть врачебного сообщества России, в отличие от своих западных коллег, также стала пропагандировать идею ограничения деторождения. Известный популяризатор контрацептивов российский врач Карл Иванович Дрекслер указывал, что женщина должна иметь столько детей, сколько позволяет физическое, духовное здоровье, материальное положение семьи и, собственно, ее желание. Эту идею он настойчиво пропагандировал в своей книге «Как предупредить беременность…». Обращаясь к супругам, он отмечал: «Родители имеют право производить лишь столько детей, сколько они действительно в состоянии прокормить и воспитать»[1388]. Для него «предупреждение беременности» по медицинским показаниям являлось абсолютно естественным процессом. К. Дрекслер, не будучи сторонником идей феминизма и женской эмансипации, вставал на защиту половой свободы женщины. Он считал крайне несправедливым тот факт, что женщина, выполняя свои супружеские обязанности, регулярно должна «испытывать естественные последствия полового акта: беременность, роды, кормление грудью»[1389]. К. Дрекслер был убежден, что важнейшей потребностью современного ему общества является утверждение гигиены брачной жизни, которая состоит в отделении полового акта от акта зачатия. Изложенные врачом идеи нашли живой отклик среди широкой публики. Доказательством этому являются многочисленные переиздания его работы, несмотря на запреты властей и аресты тиражей, а также нескончаемый поток писем от читательниц на имя автора.
Делая акцент на легализации абортов по особым показаниям, расширение употребления средств контрацепции, часть врачебного сообщества в рамках проводимого Двенадцатого Пироговского съезда активно защищала идею репродуктивной свободы женщин. К. Н. Бронникова, делегатка из Санкт-Петербурга, отмечала, что «женщина как свободная личность и только она сама имеет право решать вопрос, желает ли она иметь ребенка или нет»[1390]. Л. М. Горовиц заметила, что вхождение абортов и контрацептивов в жизнь женщины не способно уничтожить материнский инстинкт, который глубоко заложен в ее природе: «Можно с уверенностью сказать… и самое материнское и человеческое достоинство женщины и вопрос улучшения человеческой расы только выиграет оттого, что женщина не будет принуждаться к деторождению…»[1391]
Среди тех, кто поддерживал распространение контрацепции, были в основном женщины. Мужчины же со страниц прессы, с трибун съездов набросились с ярой критикой на возможность самих женщин контролировать детородный процесс. Елена Александровна Колтоновская, русская писательница, литературный критик, журналистка, под впечатлением разгоравшихся дискуссий в своей статье «Медицина и жизнь» приводила доводы в пользу того, что беспрерывное деторождение – непосильная тяжесть для современной матери. Ее точка зрения состояла в том, что женщина не должна подчиняться природе, а способна ее подчинить своим целям и идеалам
