Смертельный вкус Парижа - [62]

– Ладно, ребята, отпустите доктора. Доктор Ворони́н, вам запрещается покидать Париж. По поводу бокала я лично опрошу всех присутствовавших. Что касается вашей жены…

Я перебил его:

– Инспектор, кто-то пытался отравить меня. Я требую расследовать это преступление. И моя жена… Теперь, когда ясно, что я не пытался убрать свидетеля, сказанное Додиньи является одним только голословным обвинением. С какой стати арестовывать Елену на основании его выдумок? Он сам по-прежнему подозреваемый! Он путается в показаниях, ничего не помнит и врет напропалую! Он что угодно скажет, лишь бы спасти себя!

Валюбер еще колебался, и я добавил:

– Хотя бы дождитесь результатов экспертизы. Арестовывая жену лейб-медика шаха Ирана без достаточно веской причины, вы провоцируете дипломатический инцидент.

Не дожидаясь ответа, я вышел из палаты, громко хлопнув дверью.

Больше всего на свете мне хотелось оказаться сейчас рядом с Еленой и, глядя ей прямо в глаза, выложить обвинения Додиньи. Они сводили меня с ума. Я был убежден в ее невиновности, я жил с этим убеждением и делал все, чтобы доказать это. Но временами твердая почва уверенности словно проламывалась подо мной, и тогда, как в тот миг, я летел в бездну невыносимо мучительного сомнения. И этот неведомо откуда возникший браунинг… Чисто теоретически она сама могла принести его на предпоказ. Но зачем тогда ей понадобилось сочинять, что его подкинули мне? Чтобы заставить меня подозревать Марго? Нет, это паранойя, это болезненный порыв той части моего сознания, которая поддалась мучительным химерам. Во мне оставалось еще достаточно разума и доверия к жене, чтобы понимать, что она не стреляла в Люпона. Конечно, Додиньи либо ошибается, либо просто лжет, что гораздно вероятнее. Хотя зачем так затейливо врать, придумывая какое-то несуществующее русское ругательство? И колено… Как он узнал про колено?

Я продолжил прием и осмотр пациентов. Чтобы прекратить мучительные сомнения, я заставил себя думать о белладонне в своем шампанском. Меня-то кто и зачем пытался отравить? Да, я задавал подозрительно много вопросов, водился с ненавидимым всеми отщепенцем, зондировал возможность заказа кровати, но этого было совершенно недостаточно, чтобы напугать фальсификаторов и заставить их подсыпать мне яд на публике. Правда, я подбил Мишони на копирование трона, но свидетелей этому не было, и он еще даже не начал выполнять мой заказ. К тому же до прихода на аукцион столяр ни в чем меня не подозревал. Нет, ни у кого из присутствовавших в зале не было причин убивать меня, да еще столь драматическим способом. Даже у самого Додиньи, потому что все, что я знал о нем, знала и полиция. Мне можно было подсунуть пистолет, чтобы создать улику против моей жены, но зачем отравлять меня? Даже мертвого, меня обвинить в убийстве Люпона было совершенно невозможно. Объяснение должно было быть проще. И одно объяснение напрашивалось, вот только проще оно никак не было.

В коридоре ко мне подошел доктор Тиффено:

– Как наша жертва белладонны?

– Снова живчик.

– Это отрадно. Я когда-то недолгое время работал у его отца.

Я продолжил обход, не переставая размышлять над загадкой отравления.

К концу осмотра пациентов я вычислил отравителя и поспешил обратно в палату жертвы. По дороге наткнулся на распахнутую дверь в подсобку, где хранился инвентарь уборщиков и прочий хлам. Помещение вполне подходило для моей задачи. Я вышвырнул швабры, ведра и метлы из узкого шкафчика, принес из соседнего кабинета инфракрасную лампу, пристроил ее на ящиках и поспешил за выздоравливающим.

Валюбер уже ушел, оставив у дверей сержанта. Разглядывая медицинскую карту, я сухо приказал больному:

– Месье Додиньи, вам назначен рентген.

Он натянул одеяло на грудь, взвизгнул:

– Не троньте меня! Я никуда с вами не пойду! – Неуверенно, слабым дискантом, он тихо просипел: – На помощь…

Я потряс медицинской картой:

– Пеняйте на себя, когда у вас откажет печень или почки.

Он смотрел на меня, как бандерлог на Каа.

– В самом деле, Додиньи! Стал бы я с вами возиться, если бы это не было совершенно необходимо? К сожалению, несмотря на все ваши бредни, я ваш лечащий врач и обязан убедиться, что ваши внутренние органы остались целы.

– Я сейчас гораздо больше за свои внешние органы беспокоюсь, – пробормотал Додиньи, отпрыгивая к окну. – Не подходите ко мне!

– Кончайте, болван! Вы отвратный тип, но для меня вы прежде всего мой пациент. Я не трону вас даже пальцем, не волнуйтесь. К тому же вас будет сопровождать сержант.

Я подкатил ему инвалидное кресло, кинул больничный халат. Он неуверенно поймал его.

– Раздевайтесь. Полностью, белье тоже снимайте.

Он стянул с себя длинные, сомнительной свежести подштанники. Я придирчиво оглядел нескладное волосатое туловище с впалой грудью и отвисшим животом, указал на левую руку:

– Металл в рентгеновский аппарат ни в коем случае нельзя. Очки тоже оставьте.

Он стянул перстень, снял очки.

– Вставная челюсть имеется?

Если бы я мог, я бы снял с него даже уши. Мало того что этот бесноватый обвинил мою жену в убийстве, выставил меня идиотом перед шейхом и заставил расследовать делишки своих недругов, он еще помалкивал, когда Валюбер арестовывал меня за его отравление!