Смертельный вкус Парижа - [64]

– А ты будешь?

– Не сомневайся.

– Значит, он только слышал эту женщину, а лица ее не видел?

– Не видел. Только сверху, с парапета, заметил убегающую фигуру в черном.

– Если он действительно кого-то видел, то это была Марго. – И с детской пылкостью воскликнула: – Ненавижу ее, ненавижу!

Я устало откинулся на спинку стула:

– Боюсь, один этот довод не убедит присяжных. Думаешь, я сам о ней не подумал? Но как могла Марго одновременно стрелять в Люпона под мостом Турнель и беседовать по телефону из Рамбуйе с Клэр Паризо?

– Значит, они с Клэр как-то сговорились! И Клэр покрывает ее!

– Клэр – сплетница и дура. Марго слишком умна, чтобы взять в сообщницы эту идиотку с куриными мозгами и языком как помело. Уж лучше сразу самой во всем покаяться. И Клэр вовсе не старалась создать алиби Марго, наоборот, она пыталась скрыть, что два раза телефонировала ей. Ей страшно не хотелось перед вдовой и общими знакомыми признаваться в своих контактах с любовницей Люпона. Но Валюбер к тому моменту допросил метрдотеля, он уже знал обо всех звонках и пригрозил, что любые телефонные разговоры можно в два счета проверить на подстанции. Только тогда Клэр нехотя покаялась.

– А это правда? Все это можно проверить?

– О чем говорили, не всегда, но сам факт звонка и время разговора – конечно. Когда кто-то куда-то звонит, на щите загорается лампочка, которая показывает, какой номер вызывает подстанцию. И, разумеется, телефонистка знает, с кем и кого она соединила. Это остается записанным. Люди же платят по этим счетам. Полиция проверила все разговоры того вечера: первый раз оператор по просьбе какой-то женщины соединила «Ля Тур д’Аржан» с номером Марго в девять часов пятнадцать минут. Это Клэр сообщила ей, что Люпон привел в ресторан тебя. – Меня кольнуло от собственных слов, но я продолжил: – Через пять минут после этого сама Марго позвонила в ресторан, попросила к аппарату месье Люпона. Их разговор, по записям на подстанции, длился пять минут.

– Это я помню. Мы только заняли наши места за столом, как метрдотель позвал его к телефону. Он вернулся, объяснил, что звонила секретарша.

– А сразу после того, как обнаружили раненого Люпона, в одиннадцать часов двадцать пять минут, Клэр снова позвонила ей. Причем Марго повезло: телефонистка не сразу повесила трубку и слышала их разговор. Она подробно пересказала всю их беседу газетчикам, и ее пересказ совпал с показаниями Клэр. А Клэр ее слова подтвердила. Она действительно сообщила Марго, что Люпона нашли раненным. Если Додиньи не врет и выстрел раздался уже после одиннадцати, то от стрельбы до их разговора прошло не больше двадцати пяти минут. За это время Марго никаким чудом не могла успеть вернуться домой.

– О правдивости Додиньи мы уже все знаем!

– В данном случае это не играет критической роли. Люпон вышел из ресторана сразу за тобой, то есть его не могли убить намного раньше одиннадцати. Даже за тридцать пять минут нельзя домчаться до Рамбуйе.

Елена вздохнула:

– Все равно. Ничто из этого не доказывает, что стреляла я.

Я кивнул. Все подозрительные стечения обстоятельств: то, что она покинула ресторан после ссоры с Люпоном, что двадцать минут добиралась до госпиталя, окурок «Лаки Страйк» на месте убийства, моя неудачная попытка утаить от полиции наш браунинг с пулями калибра 7,65 миллиметра – все это действительно никак не доказывало ее вину «вне разумного сомнения». Но теперь возникло свидетельство Додиньи. Этот жалкий и трусливый тип мог, конечно, врать, спасая себя, но с коленом Елены он каким-то неведомым образом попал в точку.

– Пожалуйста, не волнуйся так. У Валюбера есть причины сомневаться в показаниях Додиньи.

– Почему?

– Никто не подсыпал этому безумцу никакой яд. Я вспомнил, что до своего выступления растяпа поставил шампанское на мрамор, а после выступления по рассеянности схватил со стопки каталогов мой бокал. Он выхлебал белладонну из моего фужера.

– Боже, кто-то пытался отравить тебя?

Она испугалась за меня, и это была единственная приятная вещь за весь поганый день.

– Нет. Я никому не опасен. Никто не стал бы брать на себя такой огромный риск, чтобы избавиться от меня столь экстравагантным способом.

– Может, хотели отравить Додиньи, просто перепутали бокалы?

– А потом он перепутал, в свою очередь, и выхлестал предназначавшийся ему яд по ошибке? Это слишком маловероятная двойная путаница, просто-таки водевильное совпадение. Я недоумевал до тех пор, пока наш фармаколог доктор Тиффено не упомянул, что работал у отца Додиньи. А Додиньи как-то сообщил мне, что у его папаши фармакологическая фабрика. Я подумал, что отпрыск аптекаря мог и яд достать, и инсценировать попытку собственного отравления.

– Зачем? Он что, ненормальный?

– По-моему, это заметно. Не клинический больной, но, безусловно, человек с болезненно ущемленным самолюбием. Готовый на многое ради того, чтобы привлечь внимание к себе и скомпрометировать своих противников.

– Даже умереть ради этого?

– Ну, полагаю, умирать эта Немезида антикваров все же не собиралась. Похоже, он хорошо разбирается в воздействии белладонны и принял далеко не смертельную дозу. Помнишь его перстень-сундучок? Ты еще сказала, что у него «загадочное» кольцо?