Смертельный вкус Парижа - [60]

– Разумеется, Одри Люпон. Ведь это она собиралась продать то липовое кресло в качестве раритета. Заметьте, я это неопровержимо доказал!

– Ну, отравлять вас после этого было уже поздновато, – проворчал Валюбер, ковыряясь в своем поганом блокноте.

– Тут дело не в одном кресле. Я ведь требую от Синдиката антикваров расследовать все замеченные мною фальшивки Пер-Лашеза. Синдикат может подать в суд и потребовать компенсацию из имущества Пер-Лашеза. Его вдове это грозит разорением. Еще шейх Халид аль-Сауд. – Он кивнул на меня. – Доктор слышал, как он угрожал свести со мной счеты.

Казалось, упрямец гордился, что подал причину желать своей смерти каждому, с кем имел дело. Впрочем, с того момента, как он обвинил Елену, я начал лучше понимать его недругов.

– Шейха вчера на аукционе не было, – деловито вторил ему Валюбер.

– Ну и что? Он мог прислать кого-нибудь под видом официанта. Этот тип прямо ткнул в меня подносом с единственным бокалом.

Инспектор покачал котелком:

– Все официанты – постоянные служащие «Отеля Друо». Новичков или чужаков среди них вчера не было. Я уже допросил всю обслугу, и пока нет причин подозревать кого-либо из них.

Он пробежал свои записи, с уважением взглянул на Додиньи:

– Солидный список!

Тот просиял.

– Но то, что вы мне рассказали об убийстве Люпона, заставляет обратить внимание на другого возможного виновника. Скажите, мадам Ворони́н знала, что вы ее видели?

Додиньи заерзал на подушках:

– Собственно… я в этом не уверен… – Он наткнулся на мой взгляд и быстро поправился: – Думаю, не видела.

Инспектор вкрадчиво спросил:

– Что, если вы все же ошибаетесь и она или, скажем, защищающий ее муж, врач, имеющий доступ к сильнодействующим ядам, попытались отравить вас, единственного свидетеля ее преступления? Как насчет доктора Ворони́н?

Я замер, ошарашенный этим безумным предположением. Надеюсь, мне только показалось, что Додиньи колеблется – видимо, искушение увеличить число своих недругов было сильно. Но воскрешенный мною склочник все же переборол себя:

– Н-нет, доктор ведь не знал, что я видел его жену, он даже привез меня в больницу.

Я не выдержал:

– Простите, инспектор, мало того, что вы всерьез слушаете его бредни о моей жене, вы еще и науськиваете этого параноика на меня?

– Дело в том, что нам удалось найти отпечатки пальцев на осколках фужера с отравленным шампанским. Отпечатки месье Додиньи, что вполне понятно, и… – он уставился на меня, – и ваши, доктор.

Я постарался собраться с мыслями:

– Вы подозреваете меня в его отравлении?

– Кому это легче сделать, чем врачу? Вы легко могли достать яд белладонны и подсыпать его так, чтобы подозрение пало на как можно большее количество людей.

– Но зачем?

– Допустим, вы не знали, что месье Додиньи видел вашу жену, но явно сомневались в ее невиновности и поняли, что в тот вечер Додиньи был у ресторана. В ваших интересах было избавиться от свидетеля до того, как его арестуют и начнут допрашивать. Мертвый месье Додиньи был бы бессилен оправдаться.

Додиньи съежился и оцепенел, только черные влажные глаза глядели на меня с выражением укравшей мясо собаки.

Я глубоко вдохнул, пытаясь овладеть собой:

– Выходит, я такой идиот, что в зале, где все были в перчатках, я почему-то подсыпал яд в бокал голыми руками?

– Боюсь, суд предпочтет принять во внимание не ваш интеллект, а ваши отпечатки пальцев.

– Так. А почему тогда я бросился спасать его?

– Допустим, чтобы не вызвать подозрения. Или убедиться, что никто другой не спасет его ненароком.

– А сам все-таки ненароком спас, да?

– Это можно объяснить. Вам помешало присутствие свидетелей и санитаров. Или вы понадеялись, что месье Додиньи скончается, несмотря на ваши старания. Может, вы просто не сумели довести начатое до конца, такое тоже случается. – Кивком котелка инспектор отдал должное моему возможному человеколюбию. – А в больнице уже оказалось поздно: здесь вас сразу встретил доктор Тиффено и взял спасение больного на себя. В присутствии светила фармакологии вы уже ничего предпринять не могли.

Очень медленно, чтобы не поддаться ярости, я заявил:

– Я не отравлял месье Додиньи, потому что у меня не было причины отравлять его. Он не мог видеть моей жены, потому что моей жены под мостом Турнель не было. А чтобы избавиться от него, мне всего-то и надо было не слишком усердствовать в его спасении. Я не отравлял месье Додиньи, а моя жена не стреляла в Люпона.

Но Валюбер покачал карандашом:

– Отпечатки пальцев на осколках, доктор, неопровержимо доказывают, что вы дотрагивались до бокала, в котором потом оказалось отравленное шампанское. И ваша попытка отравить свидетеля заставляет отнестись к его показаниям очень серьезно. Недаром вы так настаивали на виновности месье Додиньи.

Я потерял дар речи, а инспектор продолжал:

– Мы никак не могли понять связь между этими двумя преступлениями, но если убийца – ваша жена, то все легко объясняется: у мадам Ворони́н был мотив – месье Люпон оскорбил ее; и у нее была возможность – ваша жена добиралась до госпиталя целых двадцать минут. Когда вы поняли, что месье Додиньи был той ночью на месте убийства, вы испугались, что он мог видеть убийцу, и решили избавиться от возможного свидетеля.