Смертельно прекрасна - [15]
Вот только — зачем?
ГЛАВА 4. ЭКСПЕРИМЕНТ
— Рассмотрите четыре экземпляра растений одного сорта! — Вяло растягивает лысый учитель и со скучающим видом складывает на животе руки. — Опишите фенотип каждого растения, используя таблицу, которую вы видите на доске. Эта лабораторная легкая. Меня не волнует, если вы считаете иначе. Тетради должны быть у меня на столе со звонком.
Отлично. Просто замечательно. Мне всю ночь снилась та девушка, которая вроде бы как попала под машину. Я не могла толком уснуть. И опять отрубилась лишь с рассветом.
К тому же тетя Норин целое утро была какой-то рассеянной. Она разбила чашку, мне в глаза даже не смотрела. В се теребила горло свитера, будто бы у нее аллергия, и молчала. Не знаю, что с ней. Хотела найти Мэри-Линетт, чтобы спросить, все ли в порядке? Но она уехала на работу. Тогда-то я и задалась вопросом: а где работает тетя Мэри?
— Что ты принесла? — Спрашивает Мэтт, усевшись напротив на маленький стул.
— Дуб и каштан. — Я сорвала их по дороге, потому что вчера забыла про биологию, но парню об этом знать необязательно. — А ты?
— Рожь и ячмень.
— Неужели тебе действительно интересно этим заниматься?
— Нет, мне действительно хочется поступить в хороший университет.
— Надеешься на стипендию?
— А ты — нет?
Я задумчиво застываю и пожимаю плечами:
— А я об этом даже не думала.
У Мэтта выразительные, темно-синие глаза. Сейчас они смотрят на меня так, словно я проговорила нечто на эсперанто. Он вскидывает брови.
— Ты не собираешься поступать в колледж?
— А это так важно?
— Да. — Неуверенно отвечает он. — Ты же не собираешься всю жизнь торчать здесь.
— Я в Астерии всего два дня, а ты уже меня прогоняешь, — улыбаюсь и придвигаюсь к Мэтту так близко, что вижу рыжеватые крапинки в его обсидиановых глазах.
— Делать здесь нечего.
— Говоришь так, будто ненавидишь это место.
— Возможно. — Парень пожимает плечами и отстраняется.
Он наклоняется над своей тетрадкой и начинает чертить таблицу, уверенно придавив пальцами линейку. На его лбу образуется складка, кода он вырисовывает линии. Никогда не видела, чтобы кто-то так ответственно и серьезно подходил к биологии.
— Почему?
— Что?
— Почему ты не любишь этот город? — Я облокачиваюсь о стол и с интересом смотрю на парня. Он поворачивает на меня голову и криво улыбается.
— «Религиозная дыра», забыла?
— Так дело в церквях.
— В их огромном количестве, — исправляет он и вновь на меня смотрит. Мне нравится с ним общаться, и я вдруг пугаюсь, что в какой-то момент мне понравится биология. Черт, это как-то неправильно. Нужно взять себя в руки.
— Причина только в этом?
— Нет. Естественно, причин много, Ари.
— Ну, расскажи. Я, может, тоже захочу убежать.
— Это сложно, — Мэтт протяжно выдыхает и откладывает карандаш, — город настолько маленький, что все здесь знают друг друга в лицо. Однако это не мешает никому пускать сплетни, говорить чушь и собираться на площади каждое воскресение, чтобы восхвалить Бога за его милосердие. Я смотрю на это с некой долей скептицизма и отношусь к тем, кто не видит ничего классного в разбавлении чтения псалмов на православных уроках еще и хождением в святую святых.
— Тебя это не на шутку волнует.
— Хочу сменить обстановку. Уехать куда-нибудь. Вот, ты откуда?
— Из Северной Дакоты.
— И почему ты уехала?
Рассеянно роняю ручку и вовремя придавливаю ее ладонью до того, как она валится на пол. Мэтт ждет, а у меня горло наваливается кирпичами.
— Там холодно. — Неожиданно шепчу я, поправив волосы. — И мало солнца.
— Холодно и мало солнца? — Недоверчиво переспрашивает он.
Киваю. Парень продолжает чертить таблицу, а я продолжаю нагло у него списывать. В какой-то момент он все-таки вновь переводит на меня взгляд и говорит:
— Вчера ты убежала из столовой.
Ну, отлично. Давай поговорим об этом.
— И что? — Я со вздохом выпрямляюсь и складываю на груди руки.
— Ничего. Просто это выглядело довольно странно.
— А разве ты не слышал? У меня вся семейка странная.
— Слышал. Но я уже сказал тебе, как отношусь к слухам.
— Слухи не появляются из воздуха, Мэтт.
— Да, их выдумывают обыкновенные люди, Ари.
Мы буравим друг друга взглядами, а затем я все-таки усмехаюсь и отворачиваюсь. В груди у меня теплеет и становится как-то спокойно. Неужели в этом городке есть хотя бы один человек, который не считает меня сумасшедшей?
— К уда ты хочешь поехать учиться? — Увлеченно спрашиваю я, вернувшись к работе. Мы стоим так близко, что наши локти соприкасаются. — У тебя, наверняка, все расписано.
— Если честно, мы с Джил уже все продумали.
— С Джил?
— С моей девушкой, — кивает Мэттью, а я растерянно застываю. — Ей всегда хотелось в Европу, но я — реалист. Рассчитываю только на те штаты, что находятся рядом.
— И на какие? — Чужим голосом спрашиваю я и немного отстраняюсь. Почему я сразу не поняла, что у него есть девушка? Неудивительно. Мэтт добрый и ответственный. Такие парни непопулярны в средних классах, но становятся объектами преследований в старшей школе, когда у девушек просыпается здравый смысл.
— Честно? Мне все равно, Ари. Я просто хочу уехать.
— Верно. Ну, что-то мне подсказывает, что у тебя все получится. — Я искоса смотрю в его глаза, а он широко улыбается. Довольный, будто бы я его благословила. — Что?
АннотацияНикто не знает, когда мучениям придёт конец. Возможно, придется страдать всю жизнь, позабыв о таком чувстве, как счастье…. К этому и пыталась подготовить себя Кейт Уильямс, в глубине души осознавая, что в её случае муки безграничны и нескончаемы. Проходит время, всё меняется, когда она находит утешение в лице двух парней, так старательно оберегающих её друг от друга. Но никто даже не подозревает, что над Кейт нависла опасность куда хуже, чем смерть. А что может быть хуже смерти?
Дельфия Этел давно знает, что она ведьма. Еще она знает, что боль любого человека разрывает ее на части, приносит невыносимые муки. Ее спасение в безмолвии. В вечном одиночестве. Она собирается потонуть в стенах собственного дома, однако все меняется, когда на пороге появляются незнакомцы из далекого города — Астерии.Стоит девушке пойти с ними? Или, вырвавшись на волю, она очутится в еще более глубоком океане из боли и одиночества?Тем временем в Астерии все меняется. После того, как Ариадна Блэк продала душу Дьяволу, она превратилась в ночной кошмар, вырвавшийся из снов жителей.
Я стала особенной, не представляя собой ничего необыкновенного. И я стала такой благодаря одному человеку. Мы вместе создали воспоминания и вместе запечатлели друг друга в памяти.
Чтобы вернуться к нормальной жизни, Китти Рочестер забывает о прошлом. Она начинает все заново – с нуля – будто сердце и вовсе не разбивалось на осколки; будто воспоминания не приносят боли и не оставляют следов. Однако, оказывается, невозможно убежать от собственных страхов. Особенно тогда, когда у них жгуче-черные волосы и невообразимо голубые глаза.
Лия Бронская вынуждена жить со страшным дефектом сознания.Амнезия беспощадно забирает целый год из памяти девушки: триста шестьдесят пять дней, переполненных какими-то событиями, эмоциями просто-напросто исчезают, оставив после себя лишь пустоту, вопросы и боязнь одиночества. Смирившись с таким тяжелым диагнозом, Лия хочет продолжить жить дальше, хочет стабилизироваться и забыть о потере, но вместо этого она оказывается в эпицентре опасных событий, развернувшихся на окраине её города.Подростковые самоубийства чередой кровавых дат заполняют все таблоиды газет, заголовки журналов.
Стала Лора Фон Шиллер легендой, и написали о ней не одну песню, и прозвали ее сиреной Рэйна, обвиняя в погибели многих мужчин, павших пред ее вечной красотой.
Мое имя – Серафима - означает шестикрылий ангел. Я и не мечтала становиться ведьмой, это моя подруга Мая получила Дар в наследство от своей прабабушки. Теперь она - нет, не летает на метле, - открыла магазин сладостей и ведьмачит с помощью вкусняшек. На свой день рожденья я купила у нее капкейк, украшенный тремя парами крылышек и загадала желание. И вот теперь любуюсь на три пары крыльев за своей спиной. А еще стала видеть крылья у всех людей. У Маи, например, лавандово-бирюзовые, с сердечками.
Малоизвестные факты, связанные с личностью лихого атамана, вождя крестьянской революции из Гуляйполя батьки Махно, которого батькой стали называть в 30 лет.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.
Хороший юмор — всегда в цене. А если юмор закручивает пируэты в компании здравого смысла — цены этому нет! Эта книга и есть ТАНЦУЮЩИЙ ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ. Мудрая проза и дивные стихи. Блистательный дуэт и… удовольствие обеспечено!
Хороший юмор — всегда в цене. А если юмор закручивает пируэты в компании здравого смысла — цены этому нет! Эта книга и есть ТАНЦУЮЩИЙ ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ. Мудрая проза и дивные стихи. Блистательный дуэт и… удовольствие обеспечено!
Посмотрите по сторонам. Ничего не изменилось? Делайте это чаще, а то упустите важное. Можно продавать фрукты. Можно писать книги. Можно снимать кино. Можно заниматься чем угодно, главное, чтобы это было по душе. А можно ли проникать в чужие миры? «Стоит о чём-то подумать, как это появится» Милене сделали предложение, от которого трудно отказаться. Она не предполагала, что это перевернёт не только её жизнь, но и жизни окружающих…