Я думаю, с каждым из нас происходит что-то плохое. Постоянно. Ежедневно. Мы не обращаем внимания, а этот шар все крутится, и на наши головы выпадают осадки в виде надоедливых сестер или невыносимых родителей. Кому-то везет больше, кому-то меньше, но, в конечном счете, у каждого из нас накапливается целый список того, без чего жизнь стала бы проще. Возможно, даже лучше.
Например, я терпеть не могу разговоры с предками об учебе. Каждый раз, когда они затевают эту песню — а делают они это довольно-таки часто, серьезно — я отворачиваюсь и представляю, как прыгаю вниз с крутого обрыва, что, как мне кажется, довольно классная перспектива, ведь нахмуренный лоб отца и серьезный взгляд матери выглядят чертовски раздражающе. Иногда я думаю, что лучше и, правда, спрыгнуть с утеса, чем выслушать в очередной раз их байки о будущем и прочей чепухе. Однако затем я возвращаюсь с небес на землю, выбрасываю из головы мысли-паразиты и киваю родителям. Порой, киваю еще раз, чтобы мама перестала причитать. Уж если она начинает, то остановить ее сложно.
— Ты ведь особенная.
На слоганы для неудачников похоже, верно? Но мама считает, что мотивирует меня. Я бы хотела сказать, что ее наставления — глупости, но тогда она расстроится. О на жутко впечатлительная. Я иногда думаю, что она удивится, если рассказать ей историю о Санта-Клаусе. Настоящую историю. А не ту, в которой толстый мужик спускается по трубе и разбрасывается подарками.
Зима в нашем городе паршивая. Дороги замело, за окном — ни черта не видно.
Дворники работают ритмично, скребутся о стекло, как о пенопласт, и, нет, чтобы как обычно пойти в школу, я еду с семьей в универмаг на отшибе мать его мира. Нет, я не то, чтобы хотела сидеть на занятиях, просто поездки с предками заканчиваются драматично. Сталкиваюсь с мамой, вступает отец. Ну, а в заключении, ноет сестра, которая ненавидит, когда мы ссоримся и орем друг на друга.
Мама у меня психолог. Это жутко бесит. Она вправляет мозги всяким суицидальным подросткам, шестнадцатилетним мамашам и прочим недомеркам, которые не подумали о своем будущем и потонули в омуте собственного безумия. Будто бы я хоть как-то похожа на этих маниакальных кретинов. Да, мама всегда придет на помощь, но даже тогда, когда ее помощь не требуется. Это реально мешает нам с ней понять друг друга. Она вечно меня за руку держит, будто бы я утопающая. Но я не тону. Вот в чем проблема.
— Ты не пробовала записаться на дополнительные кружки по рисованию?
— Да пошло оно все, мам.
— Ари, следи за языком! — Она оборачивается, смотрит на меня огромными глазами, и мне тут же становится стыдно. Не люблю, когда она разочаровывается во мне. Правда, тут дело не в том, что я сказала: «пошло все». Я могу ругаться, сколько влезет, но, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, нельзя забывать о мать-его-прекрасном-будущем. Целый храм поклонения какому-то там будущему, которого может и не быть! Нет, чтобы сказать: Ариадна, забудь про дополнительные кружки для неудачников. Ариадна, удели больше внимания себе и своим желаниям. Нет, Ари! Цепляйся за все, что только можно и несись так, будто за тобой мчится поезд, норовящий размазать твое лицо по асфальту.
— Мам, я слушаю музыку.
— Нет, не слушаешь.
Я поджимаю губы и притворяюсь, будто не слышу ее. Смотрю в окно.
— Ариадна Мари Блэк, я с тобой разговариваю. — Мама выдыхает и смотрит на меня потускневшими глазами, в которых неожиданно проносится печаль. — Я не хочу, чтобы ты что-то упустила. Жизнь такая короткая.
— Мам, к чему все это? Что за упаднический настрой?
— Просто…, - она застывает с открытым ртом, отец посматривает на нее с тревогой, и тогда она встряхивает темными волосами и вновь усаживается ровно на сидении, — просто у меня плохое предчувствие.
— Предчувствие? Опять эти твои «странные штучки», — закатываю глаза, — что на этот раз? Увидела плохой знак в чайной заварке или сон приснился?
— Ари, — протягивает отец, — хватит.
— А что? Мне просто интересно. Вечно маме что-то в голову взбредет, а я отдуваюсь.
— А я когда-то ошибалась? — Мы вновь смотрим друг на друга. Ее карие глаза, почти черные проникают внутрь меня, и живот скручивается от непонятного ощущения. — Стоит ли напомнить тебе про тот день, когда ты…
— О, нет!
— …решила сходить в кино на свидание с Беном МакКаффи. Я говорила, не ходите в кино, лучше в парк прогуляйтесь, а ты, конечно, назло мне и всему миру, согласилась на фильм, как он назывался еще? По-дурацки как-то.
— «Всегда говори всегда», — помогает папа, кривя губы.
— Да, точно. А потом — что потом случилось?
— Хватит, — я прикрываю пальцами покрасневшее лицо, — ма-а-ам!
— Потом на тот же сеанс пришла его бывшая подружка — Синтия. И Бен целый вечер в ее сторону смотрел, потому что не мог глаз оторвать.
— Это нечестно. Такое один раз случилось.
— Такое постоянно случается. — Говорит отец и смеется. — Ты вечно нас не слушаешь, а потом жалуешься. Если мама говорит, что нужно записаться на дополнительные кружки, значит, так правильно. Что ты теряешь, Ари?
— Собственное мнение.
Мама взмахивает руками, Лора повторяет за ней, будто играет в какую-то только ей известную игру, а я расстроенно выдыхаю. Когда мы научимся слушать друг друга? Разве так сложно не ругаться, а разговаривать? Отстойная зима какая-то.
