Смерть выдает себя - [4]

— Да, напугали, ничего не скажешь. В рекламных целях значит? Позвольте же, любезный Петр Иваныч, обратить ваше внимание на одну деталь: если во всем, что касается яда, можно все заранее высчитать, то высчитать с такой же точностью, когда в концерте музыкантом будет сыграна та или другая нота, невозможно; музыкальные темпы весьма условны, антракт, бисы… да что вы, в самом деле… Нет, нет, это исключено.

— Гм, а вы убеждены, что смерть наступила именно в этом месте, на этой самой ноте?

— Это первое, что я тут же поспешил проверить, когда вместе со всеми бросился к эстраде.

— Ну, хорошо, Савва Олегыч, обескуражили вы меня вконец, я-то начал с вами браво, а вы меня… эх, а может, и вправду ничего, закупорка венечной артерии, как вы выразились, сердечко не выдержало… Так вот, Савва Олегыч, не сердечко, — Фыфкин вдруг мгновенно переменил и тон, и выражение лица. — Этой ночью тело было эксгумировано и исследовано. Цианистый калий. Калиум цианатум, если вам так понятней. Честь имею, милостивый государь. — И взглянув на Мискина так, словно тот уже был изобличен в убийстве, Петр Иваныч вышел, не закрыв за собой дверь.

— На фабрику Гвоздева! — крикнул он извозчику.

— Даша? — Петр Иваныч был весьма удивлен, встретив Дарью Ильиничну в конторе фабрики, производящей фосфаты, нитраты и прочие химикаты, порог которой он только что переступил. — Ты что здесь?

Дарья Ильинична смутилась: «Я… я хотела выяснить относительно некоторых свойств толуола — ведь если использовать его в качестве подкормки для садовой земляники, то…»

— То садовой землянике придет капут, ты это хотела сказать?

— Ах, Петя…

Тут на помощь Дарье Ильиничне пришел тот, кто, очевидно, консультировал ее по этому вопросу.

— Дарья Ильинична наш давнишний и блистательный контрагент. Прямо не знаю, что бы мы делали с излишками толуола, если б не Дарья Ильинична. А вы, как я понимаю, супруг Дарьи Ильиничны?

— Совершенно верно, супруг.

— А я — Василий Васильич Загвоздкин, управляющий.

— Ах, Петя, это тот самый Василий Васильич, о котором нам рассказывал Мискин, — Дарья Ильинична несколько оправилась от шока, вызванного внезапным появлением Петра Иваныча, а главное его непривычно грозным видом. — Представляешь, столько времени знакомы, и он ни разу ни словом не обмолвился о своем волшебном даре.

— Да, душа моя, я знаю, что это тот самый Василий Васильич, потому-то я и здесь. Знаешь, Дашенька, сейчас тебе лучше оставить нас с Василием Васильичем вдвоем, у нас с ним важный разговор. Видите ли, господин Загвоздкин, помимо того, что я супруг Дарьи Ильиничны, я еще полицейский следователь, Петр Иваныч Фыфкин.

В ожидании, когда Дарья Ильинична удалится, Петр Иваныч затеял светскую беседу:

— Как здоровье вашего хозяина, господина Гвоздева?

— Неважно, совсем плох. Три месяца, как Анисим Галактионыч не встает с постели, а недавно и пищу самостоятельно перестал принимать. Доктора уже отчаялись, говорят: нет надежды, — ответил ясновидящий, очевидно, не сознавая, что ссылка на докторский авторитет в его устах выглядит несколько странновато.

— Да, на все воля Божья, — вздохнул Петр Иваныч, как раз в этот момент за Дарьей Ильиничной закрылась дверь — между тем взгляд Фыфкина, скользнув по комнате, задержался на внушительных размеров несгораемом шкафу. — А скажите, что, кроме Анисима Галактионыча и его управляющего, еще кто-нибудь имеет доступ к особо опасным токситам?

— Что вы, исключено совершенно, — улыбнулся Загвоздкин — так, вероятно, улыбнулся бы сейф на вопрос, хорошо ли он заперт.

— Угу. Вы, Василий Васильич, как я вижу, человек с терпением и первый ни за что не спросите о цели моего прихода — или вам, провидцу, это хорошо известно и так? Впрочем, если известно, то тем хуже, тем много хуже. Так вот, смерть господина Пешковича, столь блистательно вами предсказанная, явилась результатом отравления цианистым калием — если мимика прорицателей сходна с мимикой простых смертных, то я должен сделать вывод, что вам это не известно… Сейчас я вас покину — хочу догнать жену и извиниться перед ней — а вы подумайте об этом в свете того факта, что, кроме вас, по вашим же словам, цианистый калий взять никто не мог. Ауф видерзеен. Да, я, возможно, к вам на недельке наведаюсь в гости, так что не уезжайте никуда. Да и адресок черкните мне свой. Благодарю. А теперь — добрых снов.

— Слушай, Дарья Ильинична, — говорил Петр Иваныч Дарье Ильиничне, которую ему даже догонять не пришлось, поскольку та сама дожидалась его у дверей конторы, при этом обнаруживая некоторую взволнованность. — Как это вышло, что ты не видела, как Пешкович мертвый со стула свалился? Сколько я помню, ты же собиралась в концерт пойти и — Петр Иваныч наморщил лоб — я даже вспоминаю, что ты уходила вроде…

— Да, Петя, но дорогой у меня разболелась голова, и я воротилась. — Дарья Ильинична заволновалась пуще прежнего. До сих пор страхи ее главным образом питались тем обстоятельством, что мужу стала известна некая дискретная статейка ее дохода — но вот ей вновь пришлось солгать, ибо, если она и вернулась тогда домой, не побывав на концерте, то по причине совсем иной. Лгать же мужу она боялась и не хотела, по опыту зная, что нет такого обмана, даже если это мнимая головная боль недельной давности, который Петр Иваныч не изобличил бы каким-то одному ему известным способом. Но Петр Иваныч только спросил: «Это точно?» — и перевел разговор на другую отнюдь не более приятную тему: — «Прыжки в лодку» теперь будут производиться гвоздевскими контрагентами на его счет.