Смерть Кощея Бессмертного - [21]
— Я буду жить. Я буду жить, — шептал царь.
Сплетатель песен осторожно опустил Германариха на расчищенный стол. Альберих принес бадью с тепловой водой. Вельва склонилась над раненым и принялась бережно освобождать от одежды.
— Я буду жить. Я буду жить вечно.
— Сейчас увидим, — пробормотала старуха.
Германарих стиснул зубы, когда с него срезали трабею, снимали лоскутья ткани. В зал ворвался холодный степной ветер, принес запах чабреца и полыни.
— Трон поставьте к морю, — пробормотал Германарих, теряя сознание.
— Ну что? — спросил Икмор у вельвы, смывшей кровь с тела Германариха и рассматривающую раны.
— Он будет жить. Раны глубоки, но не опасны, — ответила прорицательница.
Икмор покосился на два изуродованных трупа, которые проносили мимо стражники, выполняя приказ царя — вывесить тела убийц на крепостной стене.
— Росомоны оставляют нас.
Вельва насмешливо посмотрела на скальда.
— Не только росомоны оставляют нас. Не много ли времени ты провел среди гуннов?
— Я гот. И завтра уезжаю в Восточную Киммерию, сражаться с гуннами, — запальчиво ответил скальд.
— Я вижу, — ответила вельва.
Гунны не встречали практически никакого сопротивления. Произошло несколько незначительных стычек с готами на бывшей территории Боспорского царства — готы отступили.
Вскоре часть готов, не видя иного выхода, покорились Баламберу. Винитар с небольшим войском, сумел пробиться к венедам и объявить себя новым царем готов. Но это было не надолго. Большая часть готов спешно переправлялась за Данувий, прося защиты у Рима…
На историческую арену выходил новый народ, неизвестный цивилизованному миру, но который скоро заставит содрогнуться этот мир от ужаса грядущих кровавых битв и разорений. Римская империя переживала закатный век. Скоро родится Бич Божий…
X
— Бросили! Предали! Своего царя… — Последние слова старик прохрипел, неистово круша хрустящую под ногами глину. Ниша, в которой стояла статуя проводника и пастыря Одина, была пуста.
Старик сухо закашлялся. Эхо загуляло по залу. Налетевший ветер принес запах моря, раздул в камине угли, разметал по залу желтые листья. Тяжело волоча ноги, плотнее запахиваясь в старый, грязный плащ, от сырости и холода царившего в зале, старик направился к тяжелому золотому креслу, придвинутому к камину.
Германарих тяжело сел, немигающе уставился на рыжее пламя.
— Всеми покинут. Одни спасают жизнь среди гуннов, другие, прозвавшись вестготами, ушли за Данувий, просить службы у Рима. Какой позор! Нет империи готов. Скоро и имя нашего племени исчезнет. Нет народа, нет и Германариха, — старик рассмеялся. — О, Один, одноглазый слепец.
В углу зала, смех подхватили непонятным карканьем. В багровом отсвете камина показалась согбенная, карикатурная фигурка вельвы.
— Я тебя не покинула, — прокаркала вельва.
— А, прорицательница, — протянул Германарих. — Пошла прочь!
— Сам виноват, что тебя все оставили. Всех разогнал.
— Стража! Анхельм! — закричал Германарих. — Гоните её прочь!
— Никого нет, кроме нас с тобой.
— А ты, почему осталась? — Не дожидаясь ответа, Германарих закричал:
— Фридигерн! Изменник, неужели ты думаешь, что у Валента[88] снискаешь новую славу Амалам? Я прикажу разорвать тебя на части дикими конями!
— Нет его, — вельва присела, ссутулившись подле камина, положила на угли несколько поленьев. Рассыпала гадальные кости.
— Что видишь?
— Вижу, что на тебе слава готов не закончится, — ответила гадалка.
— Ложь!
— Правда. На Одине-Одноглазом слава готов не закончилась и на Германарихе не закончится. Фридигерн выбрал правильный путь — на запад. Восточные готы, что примкнули к гуннам, растворятся среди этого племени и вместе с ним со временем и сгинут.
— Это я нашел Азгард. Наша одаль[89] здесь.
— Свитьод[90] тоже когда-то была нашей Родиной. Земля не так важна, как народ, заселивший её. — Вельва собрала косточки.
— Ты спрашивал меня, почему я осталась? Чтобы воздать тебе царские почести, после кончины.
Германарих рассмеялся, смех превратился в кашель.
— Я бессмертен, — прохрипел старик. — Меня пытались убить, но я выжил. Я не помню, сколько мне лет. Ни один смертный не прожил и не прошел столько дорог, сколько я. Знаешь, как росы прозвали меня? Кощеем Бессмертным.
— И бессмертные умирают, — пробормотала вещунья, протягивая к огню руки, больше не обращая внимание на невнятное бормотание старика.
— Кощей, — Германарих долго кашлял. Золотой обруч сорвался с головы, звякнул на каменных плитах, зазвенел кружась и покатился золотым кольцом к стене, в которой зияла пустая ниша.
Царь готов проводил его пустым взглядом. Откинул от глаз спутанную седую прядь. Взялся за рукоять меча и тяжело поднялся.
— Мой меч, самый преданный товарищ, — прохрипел Германарих. — Как я люблю оружие, если умеешь им пользоваться, оно никогда не подведет. — Старик улыбнулся, погладил рукоять.
— Кажется, когда-то ты принадлежал одному росскому азу Боосу, или Бусу, не важно. Он был одним из первых, кто не побоялся и осмелился выступить против готов с оружием в руках. — Германарих покачал головой. — С этими росами никогда не было покоя. В последнее время анты, глядя на соседей, стали неохотно выплачивать дань. Некоторые кланы отказываются, покидают насиженные места и уходят в глухомань пущи. — Германарих тяжело вытащил меч из ножен, занес над головой, грозя синему безоблачному небу.
«Джон Смит — современный супергладиатор, впервые участвовавший в таком шоу, ухитрялся уворачиваться от автомобильной модели УКУ более пяти минут. Публика возбужденно ревела, но начинала уставать, она уже раздраженно требовала результат, ей хотелось не хлеба, а крови!».
Дай Бог, чтоб это было неправдой… «— Время деньги, а твое время пошло. Беги, бомж, беги, — Артур кивнул в сторону ворот. Бродяга развернулся и неуклюже побежал, раскачиваясь из стороны в сторону. — Дохляк, такой далеко не убежит, — бросил вслед Жан. Сняв с плеча автомат, поймал на мушку левую лопатку беглеца и представил, как плавно нажимает курок и рой смертельно жалящих пчел подхватывают мужичка и швыряют наземь».
Тяжелое время, после гражданской войны, отряды продразверстки, создание нового уклада… Что может произойти с одним из таких отрядов, если он вдруг попадет во времена Ярослава Мудрого? Не попробует ли он осуществить новую революцию? Что с ним произойдет и как его встретят наши далекие предки?
«Вчера вечером звезды встали в особенный ряд и мы смогли вас вызвать. Ты — рожденный здесь не рожденным. Этот мир мог быть и твоим. Ты здесь по праву, по праву защитника. Такое случается очень редко, раз в тысячелетие. По просьбе принцессы я вызвал тебя как ее защитника».
На распутье в диком древнем поле Черный ворон на кресте сидит. Заросла бурьяном степь на воле, И в траве заржавел старый щит.
«Заканчивается первый месяц, как я научился ненавидеть. С момента потери корабля прошло восемь. Пройдет год или чуть больше, нас начнут искать. За нами прилетят, обязательно прилетят. В конце концов, мы неплохо устроились в пещере, установили спасательный бокс-палатку, запустили сигнальный маяк… Неважно, кто окажется освободителем из плена этой треклятой планеты, важно — когда».
В начале нашего века Лев Жданов был одним из самых популярных исторических беллетристов. Его произведения, вошедшие в эту книгу, – роман-хроника «Грозное время» и повесть «Наследие Грозного» – посвящены самым кровавым страницам русской истории – последним годам царствования Ивана Грозного и скорбной судьбе царевича Димитрия.
Книга рассказывает о жизни и замечательной деятельности выдающегося русского флотоводца, адмирала Федора Федоровича Ушакова — основоположника маневренной тактики парусного флота, сторонника суворовских принципов обучения и воспитания военных моряков. Основана на редких архивных материалах.
«…Хочу рассказать правдивые повести о времени, удаленном от нас множеством лет. Когда еще ни степи, ни лесам конца не было, а богатые рыбой реки текли широко и привольно. Так же и Воронеж-река была не то что нынче. На ее берегах шумел дремучий лес. А город стоял на буграх. Он побольше полста лет стоял. Уже однажды сожигали его черкасы: но он опять построился. И новая постройка обветшала, ее приходилось поправлять – где стену, где башню, где что. Но город крепко стоял, глядючи на полдень и на восход, откуда частенько набегали крымцы.
Роман Д. С. Мережковского (1865—1941) «Воскресшие боги Леонардо да-Винчи» входит в трилогию «Христос и Антихрист», пользовавшуюся широкой известностью в конце XIX – начале XX века. Будучи оригинально связан сквозной мыслью автора о движении истории как борьбы религии духа и религии плоти с романами «Смерть богов. Юлиан отступник» (1895) и «Антихрист, Петр и Алексей» (1904), роман этот сохраняет смысловую самостоятельность и законченность сюжета, являясь ярким историческим повествованием о жизни и деятельности великого итальянского гуманиста эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519).Леонардо да Винчи – один из самых загадочных гениев эпохи Возрождения.
«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары.
Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Сын короля Сигизмунда I и супруги его Боны Сфорца, Сигизмунд II родился 1 августа 1520 года. По обычаю того времени, в минуту рождения младенца придворным астрологам поведено было составить его гороскоп, и, по толкованиям их, сочетание звезд и планет, под которыми родился королевич, было самое благоприятное.