Слуга - [47]

Страха не было. Просто все окружающее вдруг в мгновенье заиндевело, стало прозрачным и четким до хруста зубов, но в то же время обжигающим. Кажется, что-то кричал Кир. Где-то рядом визжала Елена. Я чувствовал присутствие Марка. И видела, как приближается серв.

Марк выстрелил еще дважды. Две новых дыры открылись в теле серва, одна чуть пониже первой, другая в голове, там, где у человека была бы скула. Серв этого даже не заметил. Он приближался, неотвратимо, равномерно, огромная стальная статуя, механический великан с изуродованным лицом и безразличными глазами-фасетками.

Я не могла пошевелиться. Мышцы обратились в вязкий кисель, кровь ледяным гейзером забурлила где-то в желудке. И все тело мое стало вдруг каким-то далеким, маленьким, отстраненным. Будто и не из этого мира.

Все вокруг сделалось неважным и пустым. Был только серв, внимательно глядящий на меня, была его рука, бесшумно поднимавшаяся все выше и выше…

Потом застывший в ледяной корке бесшумный мир вокруг нас вдруг разбился самым неожиданным образом. Что-то ударило меня с такой силой, что дыхание заскочило обратно в грудь, потолок и стены крутанулись, слившись в зыбкую карусель, рассыпавшуюся ворохом бесцветных искр. Удар в лицо, соленый привкус разбитых губ — и я лежу у стены, раскинув руки, точно распластанная тряпичная кукла.

Конечно же, это был Марк. Надежный верный Марк, Марк-защитник. Я успела увидеть, как серв обрушивает на него руки. На него — и на то место, где только что стояла я. И еще — как Марк падает, нелепо запрокинув голову, исчезает.

Серв не стал долго над ним задерживаться. Лежа на полу, я видела, что кроме нас с ним в комнате никого не осталось. Видимо, Елена успела убежать. С телевокса свисала беспомощная трубка. Серв повернулся ко мне. Он не выглядел ни злым, ни довольным, ни взбешенным. Он двигался размеренно и аккуратно. Металл не умеет чувствовать. На нем можно выбить любое лицо и любую эмоцию, но это ничего не изменит. Металл не умеет рассуждать.

Он выполняет свою работу.

Серв навис надо мной. Гротескная статуя наклонилась вперед, как и прежде бесшумно поднялись руки.

Металл не испытывает злости.

Камень в фундаменте оказался с трещиной и теперь крепость раздавит меня своим многотонным весом.

Времени оставалась секунда. На одно слово, на один вдох.

Кажется, я успела что-то сказать. А потом ничего вокруг не стало.

На вкус настойка таврийских трав была отвратительна. Я сделала второй глоток и желудок точно окатило едкой кислотой изнутри. Однако это помогло — по спине и животу побежали теплые ручьи, в голове прояснилось и как будто бы даже сосущая боль в бедре несколько унялась.

Христофор наполнил еще одну стопку, но эту уже предлагать не стал, опрокинул себе в рот и несколько раз выдохнул с довольным видом.

— Ром, — сказал он, щурясь на лампу в кабинете. — Лучшее лекарство от всех бед, включая и душевные и телесные. Бутылочке «Баккарди» я охотно доверю то, что не доверю ни одному самому искусному костоправу Халдейской феммы! Маркус, отведаешь?

Мы сидели в кабинете Христофора. После относительной чистоты приемной здесь было душно, пахло застоявшейся пылью, книжными переплетами и чем-то еще, уже привычным. Даже обглоданная куриная нога, оставленная Киром в прошлый раз на полке, никуда не исчезла.

— Спасибо, — лаконично отозвался Марк. — Потерплю.

Левое его плечо скрывалось под толстенным марлевым коконом, выглядевшим как уродливый нарост на крепком древесном стволе. Однако Марк не выглядел ни уставшим, ни страдающим от боли. Поймав мой взгляд, он привычно усмехнулся.

Он всегда усмехался, когда я смотрела на него, этот чертов зеленоглазый Марк. Видно, иначе и не мог.

— Два перелома — сущая ерунда. В госпитале мне наложили хорошие чары, обещают, что через неделю смогу хоть на руках ходить.

— А для головы чар у них нет? — спросила я невесело. — Я бы прошла курс или два.

— У вас светлая голова, — сказал Христофор, — и бросьте об этом.

— Я сделала ошибку.

— Если бы за каждую свою ошибку я получал по солиду ромейской чеканки, поверьте, всех вас я не нанял бы даже для того чтоб вы стригли мой сад.

— Из-за моей ошибки погиб человек. И чуть не погиб Марк.

— Ну вот еще, — недовольно хмыкнул Марк. — Чтоб угробить меня одного спятившего слуги мало. Хотя, не спорю, он был весьма проворен.

— И чуть не погибла сама.

— Да, недурно для второго рабочего дня. Но если вы рассчитываете на премию, Таис, этого еще недостаточно. Мне кажется, вы способны и на большее.

На душе было паршиво — точно внутри все ссохлось, съежилось, растрескалось. Так, наверно, может себя чувствовать старая лесная гнилушка. И даже домой не хотелось.

Христофор внимательно посмотрел на меня и уже серьезным тоном сказал:

— Бросьте, бросьте вы. Если бы человек мог предвидеть последствия каждой своей ошибки, мы все были бы безгрешны и чисты как ангелы. Аристарх сам заказал себе смерть, а вы лишь ее отсрочили. Кстати, над ним не одна смерть висела.

— Он был смертельно болен? Впрочем, какая теперь разница…

— Болен не болен, а мышьячок при вскрытии внутри нашли. Врядли он любил принять пару грамм мышьяка под хорошее вино после ужина. Его супругу — как там ее? Елена? — уже допрашивают и, думаю, она сознается. Беднягу Аристарха травили уже несколько месяцев, он бы и не протянул долго. Смерть от руки серва, что ни говори, а приятней. Ладно, простите, не буду…