Случай на Прорве - [66]

24. Выходец с того света

Обычно невозмутимый, Сухарников возбужденно ходил по кабинету, изредка поглядывая на удрученно молчавших Вершинина и Вареникова.

— …Впрочем, особых оснований для паники я не нахожу, — сказал он наконец. — Со смертью Беды, естественно, оборвалась одна из нитей следствия. Останься он в живых, у нас были бы все основания для предъявления ему обвинения. Что мы еще могли бы получить от него? Пожалуй, единственное: сведения о прошлом Плотника. Сейчас стоит какая задача? Нужно выяснить личность так называемого Усачева. Ни один суд не станет рассматривать дело, если не будет знать, кто же Плотник в действительности. Пока вы оба находились в отъезде, я предпринял кое-какие меры…

Сухарников сделал паузу, достал из ящика стола серебряный портсигар с монограммой и, щелкнув крышкой, предложил сигареты коллегам. Жадно затянувшись несколько раз, он продолжал:

— Посидел я с глазу на глаз с Плотником. Знаете… это действительно фигура. Среди преступников таких остались единицы. Огромное самообладание, необычайная хитрость и изворотливость. Безусловно, он понимает, что провалил его Чернов. Уверен, что тот убит, и объясняет свои действия, как мы и предполагали, таким образом: мол, Филька хотел убить его, и когда завязалась драка, ему удалось овладеть ножом и ударить Фильку в спину. Изъятые у него крупные ценности объясняет тем, что нашел якобы случайно в подвале купленного им дома тайник. Когда же зашла речь об убийстве Измайловой, изобразил такое удивление, что не знай я наверняка обстоятельств ее смерти, поверил бы. Невиновен, да и только! Что касается убийства на Прорве, то Плотник, видимо, чувствует себя спокойно: все следы давно канули в Лету. Конечно, мы располагаем против него серьезными уликами, но пока не выяснена вся подноготная, трудно заставить его быть сговорчивым. Удалось связаться с городом, где родился подлинный Усачев. Он был единственным сыном. Родители умерли. Участвовал в Великой Отечественной. Награжден. Демобилизовался после тяжелого ранения в сорок четвертом году, но по прежнему месту жительства больше не появлялся. Где и когда скрестились пути Плотника и бывшего фронтовика — неизвестно, но наверняка их встреча окончилась для последнего трагически. Плотник свидетелей не любил. Сейчас это самое темное пятно в следствии, просветлить которое нам так или иначе предстоит. Надо воссоздать путь подлинного Усачева с момента оставления им госпиталя. Мы обратились за помощью в Министерство обороны. Там устанавливают имена бывших сослуживцев Усачева, его товарищей по госпиталю, оставшихся в живых. Они могли бы пролить свет на его дальнейшую судьбу. Эту линию предстоит продолжить вам, капитан Вареников, а я… Я и так уже серьезно отвлекся от другой работы, — Сухарников кивнул на заваленный стол и устало потер виски.

— Как самочувствие Чернова? — поинтересовался Вершинин.

— Врачи говорят: идет на поправку.

— Пожалуй, я навещу его, — Вершинин встал.

— Поезжайте. Думаю, он теперь станет сговорчивей.

Через десять минут Вершинин уже входил в больницу. Накинув на плечи старенький застиранный халат, он поднялся на шестой этаж.

Заведующий хирургическим отделением, крупный мужчина с квадратным лицом и низко надвинутой на лоб белой шапочке, усмехнулся.

— Допрашивайте на здоровье, — сказал он. — Больной вполне созрел. Вчера он узнавал у сестричек, где хранится спиритус вини.

Заведующий распахнул дверь в одну из палат, у которой дежурила медицинская сестра.

Филька был в палате один. Он сидел на узкой железной кровати по-турецки и быстро шевелил большими пальцами ног. Со времени их последней встречи Черный как-то осунулся, похудел, глаза его лихорадочно поблескивали. Вершинина он узнал сразу и скорчил недовольную мину.

— Как здоровье, Филимон Куприянович? — Вячеслав поставил стул поближе к кровати.

— Здоровье — коровье, — буркнул Филька.

— Раз есть настроение шутить, значит, дела пошли на поправку, — улыбнулся Вершинин.

— Пойдет поправка, когда будет затравка, а без затравки не будет поправки, — после этой насмешливой скороговорки Филька выразительно щелкнул по своей шее.

— Давайте поговорим серьезно. Вы, конечно, помните, кто ударил вас ножом?

— Старичок-боровичок, золотой мужичок, — продолжал паясничать Филька, хотя его лицо перекосилось от злобы.

— Расскажите, Филимон Куприянович, когда вы познакомились с гражданином Усачевым по кличке Плотник?

— Столяр и плотник, лучший работник. Век бы его, гада, не видеть! Дайте мне только его, уж я…

— Успокойтесь, — остановил его Вячеслав, с опаской наблюдая, как глаза Фильки наливаются кровью. — Незачем так волноваться. Плотник арестован и ответит за свои преступления, в том числе и за покушение на вашу жизнь. Но вы не ответили на мой вопрос. Когда познакомились с ним?

— Вскоре после войны.

— Какую он тогда носил фамилию?

— Фамилию? — удивился Филька. — Да такую же, как и сейчас.

— Это не настоящая его фамилия. А не приходилось ли вам слышать, чтобы к нему обращались иначе?

— Плотником я его называл, гада. Фамилия мне ни к чему.

— Не говорил ли он, откуда был родом?

Филька хмыкнул:

— Скажет он, ждите.