Случай на Прорве - [48]

— Пейте, пожалуйста, пейте, — спохватился Вершинин, наливая гостю холодной воды.

Когда толстяк покончил с третьим стаканом, то довольно погладил несколько раз рукой по животу и застыл, ожидая вопросов.

— Так, — протянул Вячеслав, ощупывая конверт и не решаясь вскрыть его в присутствии Фролкова, — надо, наверно, протокол добровольной выдачи составить.

— Стоит ли? — сразу поскучнел тот. — Я ведь так, от души принес, помочь хотел, а тут протокол.

«Боится, Федьки боится», — сообразил Вершинин, но на своем настоял.

Составив короткий протокол, он передал его для подписи Фролкову.

— Кстати, скажите, много ли окуневских ездит на работу в город или в поселок? — поинтересовался Вершинин, пока тот внимательно изучал протокол.

— Да треть села, наверное. Электричка ходит постоянно, езды тридцать — сорок минут, вот многие и пристроились там работать. Молодежь в основном.

— Вы-то себя тоже к молодежи причисляете?

— Я — другое дело, — не очень охотно отозвался Фролков. — У меня другие обстоятельства.

— Какие же, если не секрет?

— Неважно, к делу они отношения не имеют.

— Не буду настаивать, Архип Никитич, вы и так нам большую помощь оказали. Но все-таки разрешите задать вам еще один вопрос.

— Задавайте, — пожал тот плечами.

— Почему именно вам Купряшина передала письмо, именно вам доверила свою тайну, а не кому-нибудь другому из односельчан?

— Знает она меня давно… — последовал не совсем уверенный ответ. — Ну и… — он смущенно замолчал.

— Что «и»?..

— Судим я был несколько лет назад, два года отбыл за растрату… Заготовителем от райпотребсоюза работал, недостача вышла и все такое… Вот она и подумала, наверно, что ворон ворону глаз не выклюет. И напрасно, — внезапно озлобился Фролков. — Кто ее Федька? Вор, грабитель, убийца. Таких и сам ненавижу, а я случайно туда попал, по глупости своей, и больше ноги моей там никогда не будет.

Он с вызовом посмотрел на Вершинина.

— Успокойтесь, пожалуйста, Архип Никитич, я и в мыслях о вас ничего плохого не имел, и далек от того, чтобы всех под одну гребенку стричь, да и поступок ваш сегодняшний о многом говорит.

Пока Фролков рассказывал о себе, Вершинин мучительно пытался вспомнить, когда и где он это уже слышал, но ничего в голову не приходило.

— …Я и сам этих живоглотов не люблю, в колонии от них порядочные люди натерпятся — не дай бог! Чуть что — в лицо норовят ударить, а то и ножичком балуются. А я крови и всего такого прочего до ужаса боюсь, — вновь дошел до его сознания голос толстяка. — У меня утопленница та несчастная до сих пор перед глазами стоит, хоть и мельком ее видел. Да еще одного почти на моих глазах электричка зарезала. Тоже страху натерпелся. Больше, правда, ничего такого видеть не пришлось, и на том спасибо.

«Все правильно, — с облегчением вспомнил Вершинин, — это же Фролков, тот самый Фролков, на глазах у которого погиб путевой обходчик».

— Свирина, что ли, Николая вспомнили? — желая проверить себя, быстро спросил он.

— Его-о-о! — удивленно протянул Фролков, покачивая головой. — Ну и контора у вас, все знаете. А может, вы окуневский сам? — внимательно присматриваясь к следователю, спросил он.

— Нет, конечно, — рассмеялся Вершинин. — Просто вспомнил по аналогии. Ну и как, страшно было?

— Не говорите. Я тогда несколько ночей не спал. Вспомню, как его измолотило, и жуть берет.

— Вы тогда в тамбуре вагона никого больше не заметили? — больше для очистки совести поинтересовался Вершинин.

— Признаться вам, — сконфузился собеседник, больше не удивляясь осведомленности следователя, — я перед тем в вокзальном ресторане пару стопок пропустил, а в дороге задремал. Укачало меня. Кольку Свирина я видел, заметил, что под мухой он был здорово, но проглядел, как он в тамбуре оказался. Проснулся от резкого толчка, даже носом о противоположное сиденье стукнулся. Оказалось, стоп-кран сорвал односельчанин наш, фамилию его сейчас запамятовал. Переехал он потом от нас, когда жена у него померла. Смотрим с ним — в тамбуре фуражка лежит Колькина, а больше подозрительного ничего. Выпал он по собственной глупости.

— Спасибо вам большое, Архип Никитич, — поблагодарил его Вячеслав, протягивая руку. — Думаю, не стоит напоминать о необходимости полнейшего молчания.

— Конечно, конечно, меня Позднышев уже предупреждал. Я не из болтливых.

Он суетливо вытер ладонь о штанину широченных брюк и только после этого уважительно попрощался.

Вершинин погладил конверт, посмотрел на свет, даже понюхал и вновь положил на стол, не решаясь вскрыть, затем взял его и пошел советоваться с Сухарниковым.

— Повезло вам, как в лотерею машину выиграли, — засмеялся тот и так же, как Вершинин, внимательно осмотрел письмо.

— Будем вскрывать? — спросил Вячеслав, громко щелкнув ножницами.

Не отвечая, Сухарников позвонил одному из старших следователей, у которого находились практиканты, и пригласил двух из них понятыми. Когда те подошли, он достал из ящика стола электрический чайник и включил его. Через пять минут чайник зашипел, еще минуты через две крышка его стала весело подскакивать, а из носика ударила тугая струя пара. Подставив под нее конверт заклеенной стороной, Сухарников затем пластмассовым ножом быстро вскрыл его. Внутри находился свернутый вчетверо лист серой бумаги. Тем же корявым почерком, что и снаружи, на нем было выведено следующее: