Случай на Прорве - [46]

Ровно в четыре в дверь постучали. На пороге появился крепкий мужчина среднего роста. Здоровенные грязные ручищи неуклюже вылезали из коротких рукавов засаленного пиджака. Смотрел настороженно, видимо, не ожидал для себя ничего хорошего.

«На робкого совсем не похож, — разочарованно подумал Вершинин. — Человек как человек, выглядит настоящим работягой, но совсем не таким, каким представлялся».

— Из отдела кадров к вам послали, — глухо откашлявшись, Корочкин протянул клочок бумаги.

— Знаю, присаживайтесь, — Вячеслав указал на стул.

Корочкин нерешительно уселся на краешек.

— Фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения?

Анкетные данные аккуратно ложились на страницы протокола допроса.

— Судим?

— Судим, дважды судим, — с неожиданным вызовом бросил Корочкин.

— Вы почему нервничаете? — удивился Вершинин. — Обычный вопрос.

— Вам обычный, — злость прорывалась в каждом ответном слове, — а мне нет! С детства слышу: судим, судим, судим. Сейчас, думал, отстали… Нет, опять вызываете, жить не даете. Теперь-то чего нужно от меня? Сполна расплатился! — Руки его дрожали.

— Спокойней, Корочкин, не кипятитесь, — сдерживая заодно и себя, произнес Вершинин. — Никто, кроме вас, не виноват. Отсидели, сколько заработали.

Вершинин помолчал, дав ему немного успокоиться, а затем снова продолжил разговор.

— Зря вы так в штыки, Дмитрий Карпович, — как можно мягче начал он, — мало ли зачем вы можете нам понадобиться.

— Известно зачем, не первый год замужем, — непримиримо отозвался тот. — Случилось что-нибудь, вот и прилепить мне хотите. А я, может, про старое забыть думаю, вычеркнул все из памяти, работаю, семья, как у всех.

— Знаю, Дмитрий Карпович, знаю, все знаю. И что работаете хорошо, и что народ в цехе относится к вам неплохо, и что семья у вас хорошая.

— А тогда зачем вызываете, в чем подозреваете?

Поведение Корочкина показалось Вершинину искренним. Вся его злость, отчаяние при одном только упоминании о прежней жизни выглядели правдоподобными. Ему есть из-за чего беспокоиться. Он хочет стать другим, а ему не верят, он твердо решил не возвращаться к прежней жизни, а его опять тычут носом — судим. Играй Корочкин роль — не вспылил бы от безобидного вопроса, скорее всего, постарался бы продолжить разговор, выпытать, вызнать, чего от него хотят, а он просто замкнулся и не разговаривает.

— Я ведь с вами не о сегодняшнем времени говорить хочу, — Вершинин отложил в сторону авторучку, — а о прошлом.

— О прошлом? — насторожился Корочкин. — Зачем? Прошлое мое известно. Первый раз отбывал малолеткой, освободился досрочно, второй отсидел от звонка до звонка. И теперь нет за мной больше ничего.

— Ничего?

— Нет, — ответил он, глядя Вершинину прямо в глаза.

— Почему же все-таки вы Черного тогда выгородили? Ведь он был вашим соучастником, — сказал как о факте, не требующем доказательств, Вершинин.

— Вот вы о чем… Ну, скрыл. Закладывать не хотелось. Чего за собой лишнего человека тащить. Да я ведь и сам тогда не в «сознанку» шел.

— Что так?

— По молодости лет. Считал, лучше будет, а вышло хуже, дали на всю катушку. Да и слушал кое-кого, — криво усмехнулся Корочкин.

— Беду, наверно?

— Может, и его, — неохотно ответил Корочкин.

«Ну, спасибо тебе, — мысленно поблагодарил Вершинин, — по крайней мере, теперь точно известно о знакомстве Купряшина с Черным. Ты легко признался в этом, зная, что Фильку не привлечешь за старое — время ушло, но для нас не это главное, для нас важен сам факт знакомства».

Скрывая торжество, он прикрыл ладонью глаза и некоторое время молчал. Подошло время разговора на главную тему:

— Окунево давно не посещали, Дмитрий Карпович?

— Давно. Нет там у меня никого. Мои померли, а так ездить — только время попусту тратить.

— Почему же так? Может, воспоминания какие остались? Родина все-таки.

— Нет никаких воспоминаний.

— А может, взять что-нибудь? Пушку, например, — рискнул Вершинин, доставая из ящика стола пистолет.

Какое-то время Корочкин не отрывал от оружия глаз, но потом с усилием отвернулся.

— Это не мой, — угрюмо пробормотал он.

— Тогда чей? Беды?

— Не знаю, — обронил Корочкин, помедлив с ответом дольше, чем полагалось в таком случае.

— Не знаете? Или не хотите говорить?

Корочкин промолчал.

— Как же так, Дмитрий Карпович? — укоризненно покачивая головой, Вершинин чуть подбросил пистолет на ладони. — Неужто Лиду забыли?

Впоследствии он и сам не мог понять, в какой связи у него вырвались именно эти слова. Может быть, ощупывая необычную рукоятку оружия, он вспомнил описанные в судебно-медицинском заключении характерные телесные повреждения; возможно, слова вырвались чисто интуитивно, но эффект их оказался неожиданным и страшным. Сильного здоровенного мужчину, казалось, хватил паралич: лицо его побагровело, он не мог выдохнуть воздух из легких, а затем неожиданно рухнул на колени и, ухватившись серыми руками за край стола, невнятно забормотал:

— Я не убивал, я не убивал, начальник, я не убивал…

— Встаньте, встаньте немедленно! — вскочил Вершинин. С трудом ему удалось усадить Корочкина на место. Того сотрясала мелкая дрожь. Зубы громко стучали о край стакана с водой.

Через несколько минут Корочкин немного успокоился, и Вершинин повторил свой вопрос. Эффект оказался почти такой же.