Случай на Прорве - [30]

— Вечерком заглянем к тебе.

Тон был хамский, но я сдержался, ничего не ответив, хотя, честно говоря, такие манеры, да и сама его физиономия бесили меня. Посидев для вида еще часа два, я смотал удочки и пошел домой.

По дороге мне встретился чубатый парень с отвислой нижней губой. Он остановился и с любопытством посмотрел мне вслед.

Вечером Беда пришел с ним. Как я и предполагал, это был его друг Митька по кличке Ляпа. Вошли сильно под хмельком, как хозяева. Беда, мне кажется, даже дверь ногой открыл. Конечно, при других обстоятельствах я быстренько бы охладил их пыл, но ничего не поделаешь, пока ссориться не время.

— Жена? — Беда уставился на Нинку нахальным взглядом. — Ничего. А? — он толкнул плечом Ляпу.

Тот, резко качнувшись, пьяно ухмыльнулся и плюхнулся на табуретку.

— Сообразим, хозяйка, закусон, — Федька небрежно вытащил из внутренних карманов пиджака две поллитровки.

Трофимыч с женой отсутствовали, и, по правде сказать, без их согласия мне было неудобно принимать гостей, но, судя по самоуверенности Беды, я пришел к выводу, что вряд ли хозяева решатся возражать.

Я кивнул жене, и она тотчас захлопотала на кухне. Минут через десять стол уже был накрыт, а в центре его, отливая золотистой корочкой, грудой возвышалась пойманная мной на зорьке рыба.

Пили стаканами. Такой темп мне, конечно, пришелся не совсем по вкусу, но делать нечего, не выглядеть же перед ними пацаном. Несколько раз я ловил тревожный взгляд Нины, а затем обнаружил рядом стакан с водой. Однако Беда, в отличие от рыжего, пил не пьянея. Узкое лицо его становилось все бледней и бледней. Фокус моей половины от него не укрылся.

— Ты, хозяйка, не жалей его, мужик он здоровый, и водку выпьет, и на тебя еще силы останутся, — Беда выхватил стакан из моих рук и выплеснул воду в угол.

— Митька, — заорал он своему отяжелевшему спутнику, — снимай лепень.

Тот послушно расстегнул пиджак. В карманах что-то звякнуло. Беда выхватил оттуда еще две поллитровки и небрежным жестом почти швырнул их на стол.

— Наливай, — скомандовал он, и мне ничего не оставалось делать, как откупорить бутылку и разлить на всех ее содержимое.

— А ты, москвич, ничего, пить можешь, — с одобрением произнес Беда, внимательно следя за тем, как у меня во рту исчезает содержимое третьего стакана. — Не то что этот, — он презрительно кивнул в сторону Ляпы, уронившего голову на руки.

— Пей, гад, — внезапно схватив приятеля за космы, он запрокинул ему голову и стал вливать водку сквозь стиснутые зубы. В горле у того забулькало, лицо побагровело.

— Оставь его, — я вырвал стакан. — Видишь, он же ничего не соображает.

— Ты на кого, падла, гавкаешь, — пальцы Беды судорожно вцепились в горлышко бутылки.

Неизвестно как в моей руке оказалась табуретка.

— Ну-ну, я пошутил, москвич.

Бутылка вернулась на стол, табуретка встала на прежнее место.

— Ладно, нам пора, — Беда сдернул приятеля с табуретки и, подталкивая, повел к выходу.

— С тобой, москвич, я еще поговорю, — вроде бы с угрозой продолжал он, — а поллитровку ты Трофимычу отдай, извинись от меня за беспокойство, — и хрипло хохотнув, исчез за дверями.

Трофимыч, появившийся с женой буквально минут через десять после ухода гостей, с неодобрением взглянул на следы пиршества, но водку все-таки взял и ушел в свою комнату».

9. Продолжение записок: сплошное разочарование

«Несмотря на мои опасения, отношения с Бедой после той встречи стали налаживаться, хотя и виделись мы не часто.

Купряшин появлялся и исчезал внезапно. Безусловно, он пропадал в городе, но о характере его занятий там я мог только догадываться. Беда, правда, и не особенно скрывал свои похождения, намекая на их, так сказать, блатную подоплеку. Однако делалось это им как-то неопределенно, ухватиться не за что. Один раз после такой поездки встретил я их с Ляпой на улице. Митька был пьян в дым и расхвастался новыми часами, поднося руку с ними мне чуть ли не под нос. Беда оттолкнул его, но, когда и это не подействовало, выдал бедолаге такую затрещину, что тот мигом вытер новым костюмом пыль с подорожника, в изобилии росшего вдоль тропинки. Поднявшись с земли, Ляпа только заворчал, но в драку не полез, хотя никому другому такого не спустил бы. Беда, безусловно, обладал каким-то качеством, заставлявшим подчиняться ему. Я и себя не раз ловил на неосознанном желании если и не выполнить волю этого тщедушного, в общем, парня, то, по крайней мере, не возражать ему. Это самая опасная черта его характера.

Решил я однажды посмотреть, как он живет. К себе Беда меня никогда не приглашал, а напрашиваться не хотелось, поэтому я уловил момент, когда, по моим соображениям, тот был в городе, и, вроде невзначай, заглянул к нему. Открыла мать, состарившаяся преждевременно женщина лет пятидесяти в повязанном по-баптистски черном платке. Глаза красные, воспаленные, смотрят отрешенно, отвечает односложно. Наверно, за сына боится. Ждет, вот-вот снова посадят. В доме пахло известкой.

— Ремонтируетесь? — спросил я, узнав, что Беды нет дома, и кивнул на свежепобеленный потолок.

Она кивнула и промолчала. Мне ничего не оставалось, как уйти несолоно хлебавши, хотя, честно говоря, я надеялся вытянуть из нее какую-нибудь информацию.