Слоны Ганнибала - [10]

— Ее зовут Софониба? — удивился Ганнибал. — Мне кажется, я слышал о девушке с этим именем.

— Я пришел к ней на следующий день. Рабы закрыли передо мной калитку. Но я перемахнул через забор. Могла ли меня удержать каменная стена, когда вместо рук выросли крылья! — Масинисса замолчал.

— Продолжай, — торопил его Ганнибал. — Что было дальше?

— Я говорил с отцом Софонибы, просил его, чтобы он отдал свою дочь мне в жены, а он приказал своим рабам выбросить меня за ворота.

Ганнибал стиснул зубы словно от боли. Он чувствовал свою вину в этом нелепом происшествии. Разве можно было разрешать нумидийцу одному бродить по городу? Хорошее же у него останется воспоминание о Карфагене, где его выбросили за ворота, как последнего нищего!

— Если ты мне друг, — жарко шептал Масинисса, — выполни мою просьбу. Ночью я выведу коня. Ты будешь стоять у ограды ее дома, а я вынесу Софонибу на руках. Мы ускачем, и никто нас не догонит.

— Но отец Софонибы пожалуется твоему отцу. Гайя друг Карфагена, и он выдаст Софонибу.

Масинисса тряхнул головой, прядь волос на макушке чуть не задела лицо Ганнибала.

— Мы поселимся в степи. Я построю мапалию, буду собирать мед, охотиться на диких коз и уток. У нас будет вдоволь мяса и дичи. Я покрою пол и стены львиными шкурами, чтобы внутрь не задувал холодный ветер.

— Постой, Масинисса. А ты спросил Софонибу, согласна ли она бежать с тобой?

— В нашей стране не спрашивают девушку, хочет ли она быть женой. У нас девушку увозят, а отцу дают выкуп.

— Но ведь Софониба не девушка твоего племени. В Карфагене другие обычаи. И понравится ли Софонибе твоя мапалия? Захочет ли она ходить в звериной шкуре, пить козье молоко, есть моллюсков и полусырое мясо? Она выросла в доме с прямыми стенами, привыкла спать на ковре, умащаться розовым маслом, есть жаркое из собачек. Привыкнет ли она к одиночеству, к ночному рыку львов и завыванию шакалов? Подумал ли ты об этом?

Масинисса готов был заплакать. Теперь он понял, что ему не на что надеяться. Ганнибалу внезапно пришло на ум: «Не сможет ли эта Софониба привязать нумидийца к Карфагену, приручить его, как Рихад приручает слонов?»

— Не отчаивайся! — сказал он. — Ты поступил опрометчиво, но я сам пойду к отцу Софонибы и объясню ему, что ты не хотел его обидеть, что ты не знал наших обычаев. И, если он умный человек, он не откажется от родства с царем массилов.

— Но я ведь не царь! — воскликнул Масинисса.

— Но ты можешь им стать. Есть у нас в Карфагене обычай. Его называют помолвкой.

— Помолвкой? — переспросил Масинисса.

— Да, помолвкой. Жених и невеста в храме обмениваются подарками, а мужем и женой они становятся через несколько лет. Я попытаюсь уговорить отца Софонибы согласиться на помолвку, с тем чтобы свадьба состоялась тогда, когда ты займешь отцовский престол.

Масинисса оторопел.

— Теперь я понимаю, почему на меня рассердился старик. Я ему говорил о свадьбе, а когда он ответил, что я еще слишком молод и не достоин руки его дочери, вытащил кинжал и предложил сразиться верхом на конях. Тогда-то он и приказал своим слугам выкинуть меня из своего дома.

— Ты предложил своему будущему тестю поединок? — спросил Ганнибал, давясь от хохота. — Я думаю, ты его напугал до смерти. Предоставь это дело мне. Тебе лишь надо узнать, как зовут отца Софонибы, где его дом.

— Да вот он, — сказал нумидиец, протянув руку в направлении к Магаре [23]. — Видишь эти башни из белого камня среди цветущих деревьев, правее озера?

Ганнибал едва не вскрикнул. Нумидиец показывал на дом Ганнона, дворец, который, по словам отца, был причиной величайших бедствий для республики. Ибо в то время, когда Гамилькар воевал против римлян в Сицилии, Ганнон управлял ливийскими владениями Карфагена. Неслыханными насилиями и грабежом он добыл себе богатства и вложил их в строительство дома, превосходящего своей роскошью дворцы восточных владык. Не удивительно, что разоренные ливийцы примкнули к восставшим наемникам.

— Ты был у Ганнона, — угрюмо промолвил Ганнибал. — Кто бы мог думать, что богиня Танит тебя направит к этому человеку!

— Ты знаком с Ганноном? — воскликнул Масинисса.

Ослепленный Танит, он даже не удивился впечатлению, которое произвело на Ганнибала известие, что отца Софонибы зовут Ганноном.

— В нашем городе нет ни одного человека, который не слушал бы о Ганноне, хотя не каждый удостоился чести лично его знать. Многие люди в нашем городе носят имя «Ганнон». Но отца твоей Софонибы прозвали Ганноном Великим. Вместе с моим отцом он воевал против восставших наемников и ливийцев. Много раз Ганнон был суффетом [24]. Он самый влиятельный и богатый человек в нашем городе.

— Ваши отцы сражались вместе! — обрадовался Масинисса, обративший внимание только на эту часть рассказа Ганнибала. — Ганнон послушает тебя. Иди к нему и скажи, что я царский сын и хочу помолвки.

Ганнибал смутился, услышав эти слова, произнесенные с таким жаром и детской непосредственностью. Он мог бы объяснить сыну степей, что совместная борьба Гамилькара и Ганнона против повстанцев не только не сделала их друзьями, но вырыла между ними пропасть более глубокую, чем та, куда бросали приговоренных к смерти. Каждый из полководцев приписывал победы в этой войне себе, а поражения — другому. Но, если Масинисса поймет, что он, Ганнибал, не в состоянии ему помочь, не совершит ли нумидиец еще какой-нибудь ребяческий проступок?