Сломать судьбу - [5]

степлера.

Осмотр ничего не дает. Самая что ни на есть обычная комната. В современных муравейниках таких безликих кабинетов тысячи. Отличаются только номера на дверях. Этот кабинет мог готовиться для адвоката или торговца недвижимостью.

За окном клубится чернота. Изучающе поглядывают сквозь пелену невидимые глаза. Они следят за каждым моим движением, оценивают его по каким-то своим критериям, как бы проверяя на профпригодность. Под этим невидимым натиском чувствуешь себя лабораторной крысой на которую сквозь прутья решетки пялятся маститые умы, отрываясь лишь для того, чтобы подискуссировать а выживет ли наша крыска-Лариска или загнется, как и все прочие. Мерзкое ощущение.

За спиной раздался еле слышный вздох, и по комнате неспешно прокатилась волна теплого воздуха. Запахло едой. Как будто на миг распахнулась невидимая дверь на кухню и оттуда, в мои трепещущие ноздри ринулись все эти аппетитные запахи. Резко оборачиваюсь, одновременно падая на колено и вскидывая револьвер. Я чуть не нажал курок, но вовремя остановился.

Могу поклясться, что этого столика здесь не было. Он еще подрагивает, не до конца погасив энергию движения. Фальшиво скрипнуло несмазанное колесо. Обычно на таких столиках с колесиками развозят заказы по номерам в гостинице. На прикрытой белоснежной салфеткой столешнице блестящий поднос с крышкой.

Запах пищи кружит голову как молодое вино. Сколько я уже не ел? Десять, двадцать часов? А может несколько дней? Не сводя глаз с подноса, подхожу к столику. Рука ложится на крышку. Теплая. Рывком поднимаю крышку и отпрыгиваю сторону. Я ждал, что от туда обязательно кто-нибудь выпрыгнет но вместо этого…

– Ох! Твою мать! – вырывается из меня одновременно с потоком рвоты.

Со звоном крышка падает на поднос, пряча от моих остекленевших глаз блюдо. Ноги подкашиваются, и я безвольно оседаю на пол. Пальцы разжимаются, и револьвер как рыба выскальзывает из руки, ныряя в озеро рвоты. В голове точно самумом выдуло все мысли, осталась одна яркая, насыщенная цветом картинка: на серебряном подносе лежит украшенная зеленью и фигурно нарезанными овощами улыбающаяся голова Евгения Семеновича. Глаза за толстыми линзами хамелеонов с интересом смотрят на пучок укропа торчащий во рту. И запах… Потрясающий запах свежеприготовленной пищи, вызывающий шторм желудочного сока, гибнущий на скалах отвращения… Одновременно желаемое и омерзительное…

Я не в силах поднять глаза. Не хочу этого больше видеть.

Труп нашего шефа мы оставили в просторной курилке на втором этаже. Тогда нам было не до него. Все бросились искать ополоумевшего Серегу. Когда поиски завершились, мы, сами не зная зачем, вернулись в курилку и обнаружили, что труп исчез. Единственным напоминанием о нелепом убийстве служили лишь оспины от дроби на гладкой стене. Даже крови не было.

Но зачем это все? Зачем делать такое? Я мысленно раз за разом задаю себе эти вопросы, так и не оторвав глаза от пола.

Нет, так нельзя. Я не должен терять самоконтроль. Ну голова, ну отрезанная, ну украшенная зеленью… И что из этого? Вреда мне от нее никакого. Она не бегает, не прыгает, не кусается. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Мне еще этого только не хватало! Тогда к чему все эти ахи вздохи? Все-таки странное существо человек. Всего несколько минут назад я пристрелил девочку, а перед ней увертывался от покрытого остатками гнилой плоти скелета. Это он мне урной в щеку запустил, стоматолог долбаный. А до скелета был липкий пол и опускающаяся на голову люстра с хрустальными клыками, по которым скользил дряблый язык. Я боялся. Боялся каждый раз, чуть ли не до помокрения штанов. Страх это естественная защита от сумасшедствия. Сердце то замирало, то бросалось в пляску с бешеным ритмом. Но при всем этом я ни разу не терял голову, и не вел себя так как сейчас.

Вынимаю из лужи револьвер и брезгливо вытираю его свисающим со столика краем салфетки. Встав на ноги, поднимаю глаза, чтобы в очередной раз доказать себе, что способен на… на… А какая черт возьми разница на что!? Просто способен! Это уже что-то.

Крышка поднимается, и я от изумления открываю рот. Неужели мне все померещилось? Мираж! Но я же точно видел, что на подносе была голова. Даже запомнил, что морковка была нарезана звездочкой, а листики салата имели форму бутафорских елочек. Провожу рукой по глазам, желая стряхнуть туман колдовства, но ничего не меняется. На серебряном подносе стоит покрытая желтой смазкой банка армейской тушонки, а рядом с ней лежат консервный нож и вилка.

Кусочек сыра для лабораторной крыски за успехи в труде.

Ну, сыр так сыр. Я не гордый но голодный.

Жесть тонко скрипнула под лезвием, и на руку выдавился белый завиток жира.

– Спасибо за хлеб насущный, – насмешливо говорю в потолок. – Премного благодарен, – и отправляю в рот большой кусок мяса. Желудок ликует и играет бравурный марш, встречая плывущего в окружении жирка долгожданного гостя.

Ответа я не жду. Дом не из разговорчивых. Больше дела, меньше слов.

Происходящее напоминает фильм ужасов, с забытым названием. Я не любитель подобного жанра, поэтому просмотрел всего небольшой кусочек. Там наивные ребята вот точно так же как и мы пытались выжить в борьбе с кровожадным домом. Забавное совпадение. Может и мы всего лишь актеры на гигантской съемочной площадке бестселлера «Дом ужасов» или «Проклятый дом», а тусклые лики за стеклом это операторы, режиссеры и