Сломать судьбу - [3]

– Бомж. Мой папа всегда говорит, что эти бомжи его достали. Все лезут и лезут на стройку. Как воши на собаку. А зимой так и совсем спасу нет от них. – Она попыталась сказать это взрослым голосом. Так, как говорит ее отец. Получилось забавно. Я почти улыбнулся.

– Нет, Танечка, я не бомж. А кем твой папа работает?

– Охранником. У него такая красивая одежда. С нашивочками. И еще палка есть. Такая гибкостная и черная. Он ней бомжей выгоняет отсюда. И тебя тоже выгонит.

– Я бы с радостью и сам отсюда выгнался, но как-то пока не получается.

– Ты заблудился?

– Увы, – согласно киваю.

– Пойдем со мной. Я покажу.

Девочка улыбнулась и указала ручкой на все еще открытые двери лифта. Я испуганно дернулся и с опаской покосился на отражающие пустоту зеркала кабинки. Ангельские глазки насмешливо блеснули из под пушистых ресниц. Приливной волной накатила злость. Стоит тут, понимаешь, передо мной какая-то козявка двухвостая, пол вершка от горшка и то в прыжке, и насмехается, а я тридцатилетний мужик с здоровенным пистолетом не решаюсь войти в лифт. Стою с дрожащими коленками и сам себе страшилки рассказываю. Хуже запуганного суеверной бабкой сельского пацаненка. Ну, чего тут спрашивается бояться? Безобидного лифта – обычного атрибута любой многоэтажки, или может этой малышки? Глупости. Представляю, что сейчас девочка думает: дядя зайчишка-трусишка боится, что лифт ему ногу откусит… Откусит? Вжик-вжик… Это кажется таким знакомым. Вжик-вжик. Приглушенный дверями крик становится все тише и тише по мере удаления кабинки… а на полу растекается темная клякса из отсеченной выше колена полной женской ноги в ажурном чулке и туфле лодочке… Яна! Секретарша Евгения Семеновича. Мы даже глазом не успели моргнуть, как все-таки убедившая нас, что на лифте будет быстрее, Яна оказалась в железных сомкнувшихся челюстях. Лифт поглотил ее в один миг и как крокодил потащил в пучину нижних этажей, чтобы там неторопливо переварить.

Я уже готов сделать шаг вперед, но вовремя останавливаюсь. Жалобный крик Яны вынырнув из памяти встряхивает наподобие электрошока. Чувства того страшного мгновенья овладевают мной в полную силу. Что я делаю? В своем ли уме? Неужели насмешливый взгляд девочки способен толкнуть меня на столь опрометчивый шаг?

– Нет. Не пойду.

– А почему ты такой перепуганный? Папу боишься? Да? Не бойся, – она снова улыбнулась, показывая редкие зубы, – он добрый. Пойдем. – Я отрицательно завертел головой и покрепче сжал рукоять револьвера как спасительный оберег. – Ты как испуганный щеночек. Сердитый и испуганный.

– Собака бывает кусачей… – напел я, пристально глядя на девочку. – Ты ведь знаешь продолжение этой песенки из мультфильма бременские музыканты? Ты не можешь ее не знать.

На переносицу поползла первая тревожная капля пота.

– Знаю-знаю. Я тыщу раз его видела. А у тебя есть собака? – обрадовалась девочка моему утвердительному кивку и захлопала в ладоши. – А как ее зовут?

– Джульбарс. Как собаку Элли в волшебнике изумрудного города. Папа наверняка тебе читал эту книжку. Не мог не читать. Все папы читают эту книжкам своим детям.

Я улыбнулся, стараясь не показывать боли пронзившей вспухшую часть лица.

– Конечно, читал, – кивнула девочка, и тугие косички потешно задергались из стороны в сторону. – Мне Джульбарс очень понравился…

Револьвер тяжело дернулся в руке. Эхо от выстрела затанцевало по холлу. Профессиональными плакальщицами колыхнулись березки. Пальмы пригнули пышные кроны, словно придавленные смертью невинного дитя. Забрызганные кровью двери лифта разочарованно сомкнулись, и кабинка пошла вниз. Крокодил уныло пополз в логово, лишившись уже почти шагнувшего в пасть ужина.

– Его звали Тотошка, – говорю, опустив дымящийся пистолет. – Запомни на будущее.

Переступив через ту, что еще секунду назад была моей собеседницей, я покидаю холл.

Перед тем как отправиться по коридору оборачиваюсь и бросаю беглый взгляд на труп. Все-таки сомнения присутствуют. Мне не хочется признаваться себе в этом, но так оно и есть. Она была так убедительна и наивна… Обычной девочке могли не читать «Волшебника изумрудного города», она могла не знать, что собака бывает кусачей только от жизни собачей, все это вполне допустимо и являлось лишь дополнением к основному факту, убедившему меня, что она не человек. Никогда ни одна нормальная девчонка не оденет школьную форму в начале августа, когда до учебного года остается целый месяц.

Над телом без лица, пуля вошла в щеку чуть выше губ, заклубилось облачко дыма похожего на сигаретный. Был бы я верующим, то решил бы, что это душа покидает тело и устремляется в чистилище. Завертевшись маленьким смерчем облако трансформировалось в старушечье призрачное лицо с пустыми глазницами. Беззвучно зашевелились тонкие губы, заколыхалась грива волос, и лицо неспешно поплыло к окну. Сквозь его черты свободно просматриваются березки и пальмы такие же неживые как и лицо. Искривившись напоследок в гримасе ненависти лицо растворилось в клубящейся черноте. На этот раз я точно уверен, что его там встречали подобные лики. Значить не казалось. Когда я перевел взгляд на место где лежало тело, там оказался лишь холмик серой трухи, отдаленно напоминающий контуры тела.