Сломать судьбу - [2]

общем-то не особо большая плата за шанс еще побегать. Морщась, ощупываю языком кровоточащие десны, развороченные как земля после бомбежки. Вот и решилась проблема с нежеланием посетить стоматолога. Во всем плохом всегда можно найти хоть каплю приятного. Горьковата вышла капелька. Конечно, я бы предпочел, чтобы удаление производилось под наркозом и с помощью надлежащего инструмента, а не увесистой урной, но, что есть, то есть. Точнее чего нет, того нет. А если уж быть совсем точным то нет пары зубов и изрядной пряди волос, вырванных с корнями. В качестве компенсации имеетсяесть бесчисленное количество синяков и царапин, равномерно покрывающих тело причудливыми узорами не то карты, не то китайского манускрипта. Не так уж и много по сравнению с моими спутниками… Бывшими спутниками. Все они либо плохо учились, либо имели на руках карты намного хуже моих. В результате я уже, если судить по внутренним часам, в отличие от наручных они не так врут, уже больше часа суечусь один. Не могу сказать, что это вселяет надежду на успешный финал. Я даже не знаю, возможен ли этот финал вообще. Не исключено, что этот отдых может оказаться последним. Но в любом случае я должен держаться и пытаться выжить, что, в общем, то и делаю. Точно знаю, если страх сменится отчаяньем и чувством безысходности – я проиграл. Человек держится на плаву до тех пор, пока верит в спасение. Насколько оно реально роли не играет. Главное верить и надеяться, но не на чудо, горький опыт показывает, что все чудеса это удел сказок, а не реальной жизни, а на себя. Пока я верю…

Верю, что гарантированно переживу четырех противников.

А пятый?..

Вот когда опустеет барабан, тогда и буду о нем думать. Будем решать проблемы по мере их возникновения.

Как бы в противовес моему шаткому оптимизму запрыгали цифры на табло над дверью лифта. Вот так всегда, помянешь черта и он тут как тут, выскакивает как его младший кукольный брат из табакерки.

Несколько раз поглаживаю пальцами веки. Глаза устали и режут как от песка. Это все напряжение и длительное отсутствие сна.

Цифры неумолимо приближаются к пятнадцати. Неимоверно хочется, чтобы лифт проскочил мой этаж и помчался дальше, но, к сожалению желанию не суждено сбыться. Без сомнения он идет за мной и через несколько мгновений выплюнет навстречу… не знаю, кто или что это будет на этот раз. С разнообразием здесь проблем нет.

Мысленно готовлю себя к встрече, доставая из-за пояса оружие. Хромированная сталь в руке придает некоторую уверенность, но я знаю, что это иллюзия. Прежде всего, оружие это я а уж потом револьвер. Без меня он ничто, всего лишь машинка, да мощная, да смертоносная, но лишь тогда, когда на курке лежит палец, а твердая рука указывает ему направление. Без моей силы воли, реакции его мощь останется невостребованной или реализуется впустую. Мои спутники с успехом доказали это.

Потный палец касается курка, пожимая руку старого знакомого. Я чувствую каждую царапинку, мельчайшую неровность на истертом металле. Нервные окончания все там, в пальце, придавая сверхчувствительность. Даже сердце на время переместилось туда же и теперь часто трепыхается под ногтем, как рвущаяся из клетки птица. Прищуренные глаза устремлены на вертикальную щель, разделяющую половинки дверей.

– Я жду тебя чертик из поднимающейся табакерки, – кривятся в ухмылке губы.

Пятнадцать!

Створки вздрогнули, и щель между ними начала превращаться из еле заметной ниточки в расширяющуюся пропасть. В туманной глубине плещется огненная лава, норовя гибкими щупальцами расплавленной материи ухватить мельтешащих черных призраков. Они точно стая саранчи наполняют пропасть. Беззвучно хохочущие лица в один миг уставились на меня пустыми глазницами-колодцами с последними каплями живительной влаги на каменистом дне.

Глубокий вдох. Револьвер застыл в вытянутой руке. Палец скорчился бегуном на старте, ожидая сигнала.

– Привет, – глянули на меня ангельские глазки под рыжей челкой.

– Привет, – оробев, отвечаю я. – Ты кто?

Маленькая девочка лет восьми шагнула из лифта. Белоснежный накрахмаленный передник поверх стандартной коричневой школьной робы. Стоптанные туфельки на тонких ножках. Топорщатся переплетенные шелковыми лентами тугие поросячьи хвостики.

Револьвер предательски дрогнул, отводя взгляд глубиной в полторы мои ладони. Девочка без интереса посмотрела на оружие и натоместь начала пристально изучать меня. На веснушчатом лице с носом-кнопочкой удивление сменилось любопытством. Так смотрят на кости ископаемых в палеонтологическом музее. Наверняка я выгляжу не намного лучше. Джинсы разорваны на колене и забрызганы красным, выбившаяся из под ремня клетчатая рубаха лишена части пуговиц, и поверх этого гардероба вспухшая скособоченная морда. Не лицо, а именно морда – многострадальное несчастье напоминающее задницу бабуина страдающую от геморроя и чирей.

– Танечка, – непонятно почему засмущалась девочка и опустила глаза. – Ты бомж?

– Кто?

В ее устах это слово звучит не ругательством, а лаконичным описанием сухопарого мужчины среднего роста с совершенно обычным лицом и блеклой тенью детских мечтаний в глазах застывшего перед ней. Обычно именно это я вижу стоя перед зеркалом. Не могу сказать, что я в восторге от собственного отражения, но радует, что бывает намного хуже. Хотя, наверное, хуже чем сейчас не бывает, если конечно опять не сравнивать с конкретной частью бабуина.