Слишком много сыщиков - [11]

– Пожалуйста, Нью-Йорк, Иствуд 62605.

4

Спустя четыре часа, в шесть вечера, нас все еще держали взаперти. Конечно, мне и раньше приходилось попадать за решетку, но вместе с Вульфом – ни разу. С Вульфом, с тех пор как я у него служил, подобное случилось в первый раз.

На самом деле в каталажку нас, разумеется, не упрятали, во всяком случае, внешне все выглядело не совсем так. В полицейском участке пустовала комната для задержанных, и не такая уж скверная, если не считать того, что запах в ней стоял как в лазарете посреди джерсийских болот и стулья были засаленные. А так в углу комнаты за перегородкой нашелся даже унитаз с рукомойником. К нам приставили фараона – чтобы он присмотрел за тем, как бы мы не попытались отвертеться от электрического стула, покончив с собой. Когда я сказал, что дам ему доллар, если он принесет нам вечернюю газету, фараон открыл дверь и завопил кому-то, чтобы его подменили. Не захотел рисковать, значит.

Вскоре после того, как нас заперли в темницу, выяснилось, что можно попросить, чтобы принесли жратву. Я заказал два сандвича с бифштексами на поджаренном белом хлебе и кварту молока. Вульф, у которого с десяти утра, когда он выпил кофе, маковой росинки во рту не было, высокомерно отказался. Не знаю, может, он решил объявить голодовку, или просто был слишком взбешен, чтобы есть. Когда принесли мой заказ, то оказалось, что под бифштексами на тостах легавые понимают всего лишь ветчину с черным хлебом, к тому же ветчина была так себе, зато молоко оказалось вполне сносным.

Плененный Вульф не только не желал ничего есть, он еще и молчал, будто воды в рот набрал. Постелив на старую деревянную скамью у стены свое пальто, он уселся, даже не потрудившись снять шляпу, и откинулся назад с закрытыми глазами и сцепленными на необъятном пузе пальцами. По его виду я понял, благо знал я его неплохо, что вместо того, чтобы взять себя в руки, он распаляется все больше и больше. Лишь однажды он соизволил прервать молчание, когда по прошествии двух часов нашего заточения открыл глаза и изрек, что хочет, чтобы я ему сказал кое-что, только честно. Я ответил, что готов честно выложить ему как на духу все, что вообще знаю, благо времени на это у нас теперь будет предостаточно.

Вульф хрюкнул:

– Я предвижу, что в будущем, если нас с тобой попрежнему ничто не разлучит, а это маловероятно, нам не раз еще придется вспомнить то, что случилось сегодня. Согласен?

– Да. При условии, конечно, что это не последний такой случай. Хотя вы предполагаете, что будущее у нас все-таки есть.

– Пф! Это я гарантирую. Ответь вот на что. Как ты думаешь, если бы тебя черт не дернул уступить соблазну и ввязаться в то дело с подслушиванием, стал бы я браться за работу, которую предлагал мне тот клиент? Я просто интересуюсь твоим мнением.

– Ха, держите карман шире, – Я встал и посмотрел на него сверху вниз. – Если я скажу «нет», вы мне потом всю плешь проедите, словно сами тут ни при чем. А если я скажу «да», то это будет последней соломинкой, которая вас сломает. Вы и так кипите, думая обо всем, что произошло. Поэтому мой ответ таков: мы делим поровну.

– Что делим поровну?

– Вину. Пополам. Нас обоих следует высечь розгами. Но не изжарить в геенне огненной.

– Это еще посмотрим, – проворчал Вульф и снова закрыл глаза.

В шесть вечера я углубленно изучал уже вторую половину вечерней газеты, с увлечением читая о том, как зашивать нейлоновые лифчики, если они вдруг порвутся, когда дверь распахнулась настежь. Наш страж развернулся на каблуках, готовый отразить вооруженный натиск, но вошедший оказался всего лишь фараоном, сопровождающим какого-то посетителя. Гость, краснолицый малый в коричневом кашемировом пальто, остановился, огляделся по сторонам, а затем подошел к нам и протянул Вульфу руку.

– Мистер Вульф? Я Стенли Роджерс. Я страшно извиняюсь. Наверное, вы уже думали, что я провалился сквозь землю, но Нат Паркер до трех часов никак не мог со мной связаться, судья сейчас на заседании, и мне пришлось кое на кого надавить. Здесь с вами не очень-то гостеприимно обращаются, да? А это мистер Гудвин? Очень приятно. – Он протянул мне лапу, и я ее пожал. – Я просил судью назначить вам залог в пять тысяч долларов, но он уперся и ни за что не соглашался на меньшее, чем двадцать тысяч, причем за каждого. Как бы то ни было, теперь вы свободны, но с единственным ограничением – вы не имеете права выехать за пределы округа без разрешения суда. Я забронировал вам номер в отеле «Лэтам», но, конечно, заказ можно снять, если вы хотите поехать в какое-то другое место.

Он дал нам подписать какие-то бумаги, рассказав, что Паркер позвонил ему из Нью-Йорка и велел сделать для нас все необходимое, и что он готов отменить званый ужин, если нужен нам. Вульф ответил, что все, чего он сейчас жаждет, – это выбраться отсюда поскорее и найти что-нибудь поесть. На одно предложение Роджерса мы все же согласились. Неподалеку от выхода его дожидалась машина, и вот мы, распрощавшись с охранником, но не предложив чаевых, заскочили в канцелярию, подписали бумаги о своем освобождении, забрали изъятые при аресте личные вещи, сели в машину Роджерса и доехали с ним до места, где оставили свой «седан». Вульф снова взгромоздился на заднее сиденье, а я сел за руль. Добравшись до отеля, я достал из багажника чемоданы, а машину сдал на попечение швейцару.