Слепой боец - [60]
А Борлайс отправился прямиком к людям из Многокоровья. (Из Извилистого Фьорда здесь были только его два корабля.) Капитаны из Многокоровья с самого начала кучковались вместе, как это всегда бывает с людьми, если они друг другу хоть и не родственники и не свойственники, но и не враги и оказались вдали от дома среди чужих. Оттого, что их было меньше, вот так и оказалось — эти люди были как бы заодно, настолько заодно, как умеют северяне, а капитаны из Оленьей округи — каждый сам по себе.
Борлайс взбунтовал их сразу, твердя, что не для Похода-с-Неудачей они, мол, сговаривались, и мало этого — еще Гэвин со своими выбрыками, а сегодня он, Борлайс, и вовсе дождался от него обращения, какого не стерпит ни один порядочный человек. Конечно, со своими людьми, мол, Гэвин такого бы себе не позволил, а раз человек не из его округи, он и обходится как попало — чужое к сердцу не лежит. И если они, мол, это дело так оставят, то и себе дождутся обращения не лучше. Все эти разговоры, были у костра Ирвиса, сына Ирвиса, и затянулись на полночи.
Там очень красивые ночи, на острове Силтайн-Гат. Остров кажется точно вырезанным из угля и лежит островерхим кольцом на звездчатой, отраженной небом воде. А темнота там шелестела бы, как шелковая, если бы не стоны раненых и не разговоры — неслышные разговоры — у того костра, единственного, от которого еще мечутся тени на черном берегу.
Поглядывая туда, Йиррин, сын Ранзи, чувствовал себя почти так, как Гэвин, пока смотрел день и полторы ночи снаружи на стены башни Катта и гадал, кто там еще живой, а кто нет. А сам Гэвин только отмахивался:
— Уйдут — легкой им дороги. Зачем они мне теперь нужны? Все кончилось, Рин. Все кончилось.
— Ничего себе кончилось, — отвечал Йиррин. — Еще чистой воды почти два месяца. Сдается мне, теперь все и начинается, Гэвин.
— Не наплавался? Еще покапитанствовать охота?
Трудно вести такие разговоры, когда один из собеседников полусонный. Йиррину только и оставалось, что свести все в шутку.
— А ты еще пожалеешь, что допустил меня до «Лося», — усмехнулся он. — Я с него теперь до весны не слезу, еще и зимовать здесь останусь.
— Попробуй только, — пробурчал Гэвин совсем уже во сне. — Меня дома убьют.
Слухи тем временем прогулялись уже по берегу; когда у всех такое вот тревожное настроение, скорость у слухов — это скорость, с какою можно подойти к соседнему костру, поспрошать, что нового на свете, и вернуться назад.
У догорающего костра Хилса тоже не спали. И Рахт, сын Рахмера, вздохнул:
— Наши деды и отцы — они вправду так делали. Якко мне объясняла.
Хилс к тому времени начал уже проникаться к нему уважением, хоть и поглядывал покровительственно. Первую воду плавает человек или нет, на рассудительность это не влияет, и на порядочность тоже.
— А то как же! — согласился Хилс. — И этим полуночникам, родич, стоило бы на себя как раз оборотиться. Я вот замечаю: как их рядом не было, и добыча приваливала, и по бортам никто своими «змеями» не бил.
«Остроглазая» была в этом походе единственным кораблем, которому везло вовсю. Из-за того, что им приходилось делиться с другими, дохода оставалось меньше, но на это Хилс мог еще не держать зла; а вот за свою однодеревку…
— Вот-вот, — сказал Рахт. — И каждый так скажет. Это, мол, не на моем корабле.
— Но у нас ведь так и есть, — пожал плечами Хилс, сын Хилса.
— У нас-то так и есть. Это верно.
Наутро Борлайс потребовал совета и сделал это уж вовсе угрюмым голосом, как если бы поединка требовал. Пришел в такую рань, будто с трудом сумел дождаться утра. Но все было по правилам, и Гэвин сказал только:
— Не позавтракав?
Но на этот раз Йиррин, сын Ранзи, был рядом, и он заметил:
— Всякие бывают дела. Бывают такие, что не до завтрака. Если у тебя, Борлайс, такое дело, никто из капитанов не обидится, для чего их и их людей дергают со сна на совет.
И Борлайс сказал: мол, когда назначать совет, это Гэвиново дело.
— Отлично, — ответил Гэвин. — И давай там покороче — нам еще до мыса Силт надо за сегодня дойти.
И вот так войско собралось утром на пляже Силтайн-Гата; в центре, как всегда, капитаны, а за ними в следующих кругах — дружины, каждая у своего капитана за спиной, и так до круга самого последнего, в котором уж вовсе ничего из центра не слышно. Это был первый совет после Чьянвены. А в Чьянвене, собственно, и не было никакого совета. Нельзя же так называть то, что Гэвин там, на ступенях возле водяной цистерны, прорычал несколько слов.
На этот раз Борлайс уже не говорил о том, чтоб избавиться от неудачи в походе. Как будто ему больше с ними не плавать. Теперь он потребовал, чтоб ему отдали того человека, из-за которого у его «Красавицы» после До-Ол в двух ребрах трещины и приходится ходить на заклинаниях.
— А почему тебе?! — спросил сразу Корммер, сын Кормайса. — Вот я, например, — я б тоже на него очень хотел посмотреть!
У всех Кормайсов не занимать нахальства и громкого голоса, но этот просто мастер был влезать без очередности да обращать совет в беспорядочный галдеж, как у чаек на гнездовье.
