ПЕРВАЯ СКЕЛА О ГЭВИНЕ, СЫНЕ ГЭВИРА
В многоснежную и суровую зиму Охоты на Сребророгого Оленя Гэвин, сын Гэвира, о ком сложили после столько преданий, не вошел еще в возраст; и брат не взял его на эту охоту с собой. Так случилось, что мимо Гэвина прошло начало горькой и гордой скелы — об охоте, где охотились двое, а добыча для них была одна, и о том, как из-за каприза и бессердечия женщины смерть собрала свою жатву в двух самых именитых домах, и пали под ее серпом два отважных сердца. Еще не был добыт Сребророгий Олень, неуловимое сияющее чудо; предательское убийство и раздор не разделили еще Гэвиров и Локхиров, и мирно лежали в ножнах железные мечи.
Наша повесть начинается, когда Гэвир, сын Гэвира, и Локхир, сын Локхира, в спешке и молчании соперничества мерили горы и леса, гоняясь за неуловимым чудесным зверем, а солнце золотым и розовым играло на снежном насте, по которому бежал Гэвин на своих лыжах, подбитых оленьим мехом остью назад.
В свои четырнадцать с небольшим зим Гэвин был уже — так же упрям, как и десять зим спустя, а гордость в нем была не только семейная — гордость Гэвиров, — но и своя собственная. Сам он давно считал себя взрослым. И обида, что второй из сыновей Гэвира (Гэвин был третьим) отправился с братом, а он — нет, погнала его в заснеженный лес в одиночку; впрочем, Гэвин с раннего детства охотился один, хотя никогда еще не забирался так далеко от родного хутора.
Дома должны были считать, что и это обычная охота; но олень, которого нынче выслеживал Гэвин, был не из тех, кого легко встретить. По гордости и упрямству своему Гэвин решил отправиться за Сребророгим сам, хотя и не было ему никакого дела до прекрасной Ивелорн, назначившей ценой своей руки рога Сребророгого Оленя, надеясь, конечно, что никто не осмелится коснуться любимого зверя самой Хозяйки Леса; лишь двое оказались настолько безрассудны — или настолько влюблены, — чтоб принять ее вызов; лишь двое — и теперь вот Гэвин. Чем могла окончиться для него мальчишеская эта выходка, он и не подумал; как не задумывался о том, что будет делать после с рогами (которые, почти не сомневался Гэвин, непременно ему достанутся!), все помыслы свои обратив на охоту и на поиски огромных, много больше, чем у обычного оленя, следов.
Хочется все же надеяться, что потом гордость его приняла бы вид великодушия, и он решил бы, покрасовавшись — естественно — своей победой, отдать ее плоды брату — со снисходительной усмешкой, ибо вовсе без одобрения смотрел на все эти страсти вокруг какой-то там упрямой юбки, в то время как запросто можно плюнуть на нее и найти другую. Сам он уже заглядывался тогда на женщин — но куда больше на боевые топоры отца, на оскаленные морды кораблей и на диковинные вещи, добытые в заморских набегах по другую сторону Летнего Пути.
И, конечно, не был еще тогда Гэвин тем русоволосым героем с глазами цвета моря, которому говорили девушки, будто красив он, как звонкоголосый Лур — веселый и щедрый Лур, бог воинов и битв. Но когда из-под капюшона охотничьей куртки выглядывали его переменчивые серо-зеленые глаза, уже вполне можно было поверить, что когда-нибудь — непременно! — будут они так говорить.
Он сильно вырос за последнюю зиму, однако неуклюжим не стал; руки-ноги у него были крепкими, а в мышцах мальчишеская гибкость начала уже соединяться с неутомимой силой юности. Гэвин легок был на ногу и на лыжах шел привычно — не слишком торопясь, потому что незачем расходовать силы попусту с самого начала. Но и без того уже лыжи за полтора эти дня успели протянуть за ним длинный — хотя и легкий совсем — след на снегу. Человеку не дано знать своей судьбы. Эту долину меж укрытых синими елями горных гряд, с первой из которых, той, что западнее, еще можно разглядеть море, а со второй — уже нельзя, и между ними катит воды свои почти без уклона по голому галечному ложу чистый ручей, — эту долину, что десять зим спустя назовут Бег Гэвина, он видел сегодня в первый раз.
Снаряжаясь нынче на охоту, Гэвин постарался ничего не забыть. За спиной у него были лук, колчаны и копье в руке, которым он пользовался как обычным лыжным шестом; на поясе — охотничий нож в тяжелых плоских ножнах и мешочек из кожи, в котором помещался его пищевой запас: жареная ячменная мука, которую можно есть прямо на ходу, и сушеные ягоды, что называются уважительно «кровью Лура», — одной горсти их хватает, чтобы целый день бежать по следу лисы-чернобурки, не отставая от нее больше, чем на полет стрелы.
Кто ищет Сребророгого Оленя, должен быть готов к тому, что на такой охоте у него может и не найтись времени подстрелить зайца или тетерева себе на обед. Но пока что время у Гэвина было, и возле его вчерашнего ночлега остались зарыты в снегу голова и ноги глупой тетерки, что попалась ему на глаза ближе к вечеру на таком расстоянии, с какого не промахнулся бы и ребенок (конечно, из дома Гэвиров); перья ее Гэвин развеял по ветру, отпустив с ними вместе душу птицы к той, кому она принадлежала, — к Хозяйке Леса, властвующей над всем, что бегает и летает в лесу, и всем, что в нем растет. Хотя сейчас Гэвин собирался свершить не лучший по отношению к ней поступок, он все же не хотел уж совсем обижать ее, отказываясь от обычаев, будто вор.