След в прошлом - [73]

Володя, поддерживая Евгения за локоть, помог ему взойти на высокое крыльцо. Вошли в сени.

— Разрешите войти? — громко произнёс Евгения, постучав тростью в дверь.

— Входите, — послышалось в ответ.

Деревенская изба, в которую они вошли, была типичным жильём для подавляющего большинства жителей сибирских селений: огромная печь, крашенные деревянные полы, маленькие окошки и лавки вдоль стен.

Почти в такой же избе жила и семья Евгения. Ему был мил такой быт, он сразу почувствовал душевный комфорт, который так был необходим ему.

Из горницы вышла старая женщина в шерстяной вязаной кофте, белом платочке на голове и в обувке из старых обрезанных валенок.

Женщина подала голову вперёд, всматриваясь подслеповатыми глазами в лица незнакомых ей людей.

— Люся, сказала, чтобы мы вошли в дом, пока она прибирает в бане, — известил её Евгений.

— А-а-а, — протянула с пониманием старая женщина. — В бане должен быть порядок. Дочка у меня молодец, у неё всегда чисто. Она всё отскоблит до белизны, петли салом смажет, чтобы двери не скрипели.

Если в бане грязно, то это может не понравиться баннику, и он в отместку не добавит здоровья, а наоборот убавит…

— Пётр наш раньше был не верующим. Он не верил ни в банника, ни в домового, — продолжила повествовать старая женщина, пока сам не убедился.

Однажды они со своим другом Васькой пили в бане и богохульствовали. И как только из их ртов послышалось непотребное, баня взяла да и треснула, да так сильно, что окошко лопнула и дверь заклинило. А баня была добротная, и простояло с десяток лет — усела, одним словом.

— Теперь, когда он из бани выходит, то всегда выходит не спиной, а лицом в знак уважения к баннику. А его друг Васька вообще перестал к нам более в баню хаживать, видно напугался сильно, — рассмеялась беззубым ртом старая.

В избу вошла Люся.

— Баня готова, — с порога объявила она. — Кто из вас пойдёт первым?

— Володя, иди в баню первым, — предложил Евгений, — а я уж потом…

Володя взглянул на него.

— Может быть, вы…?

— Нее. Давай ты и ничего там не бойся, — улыбнулся Евгений.

Люся с недоумением посмотрела на них.

— Это я гостям нашим о баннике рассказала, — рассмеялась её мать, — вот они и меж собой шуткуют.

— Ну, ты, мама, даёшь. Идите, гости дорогие, смело, банник у нас хороший…

Володя ушёл в баню, а Евгений подошёл к окну. Взгляд его уткнулся на пустынную деревенскую улицу, на которой помимо деревенских собак, да нескольких мальчишек, катающихся с ледяной горки, никого не было. На сердце защемило, вспомнились детские годы, отчий дом, молодые отец и мать…

На улице основательно пуржило. Это хорошо, — подумал с удовлетворением он, — снег заметёт наши с Володей следы около дома и его подельники не заподозрят, что он помог мне бежать.

Взгляд его скользнул по стене и наткнулся на семейные фотографии, висевшие по обукновению в деревянных рамках на стенных проёмах между окнами.

— Это ваш сын? — спросил он, указав на рослого парня в пограничной форме, сфотографированного на фоне до боли знакомого ему пейзажа.

— Да, это мой старший сын Павел, он служил в пограничных войсках в Даурии, а затем его направили воевать в Афганистане.

Как много же нас, проливавших кровь в чужой стране, — невесело подумалось Евгению.

— А в каком отряде был ваш сын?

— В Термезском пограничном отряде, в десантно-штурмовой маневренной группе…

— В моих соседях, значит был. Домой вернулся нормальный, не побитый?

— Да какой там, — всплеснула рукой мать, — израненный весь пришёл, но, слава богу, живой.… А я вот вижу, вас сильно покалечило — на крыльцо с помощью друга взбирались…

— Да, покалечило меня в тех же краях, где и вашего сына. Я служил в Тахта-Базарском пограничном отряде…

— А много, Женя, в вашем погранотряде погибло ребят? — спросила мать.

— За девять лет войны погибло пятьдесят три пограничника, — с комом в горле произнёс он. — В тот год, как мне потерять ногу, погибло семь человек.

Погибали в бою, как герои, но было всякое. Некоторые бойцы пренебрегали элементарными правилами безопасности, чего нельзя было делать на войне.

Да, что там бойцы, некоторые офицеры этим тоже грешили. Из-за беспечности одного такого офицера погиб мой друг Василий, с которым я подружился в учебке.

Этот офицер, в первом боевом выходе пренебрёг установленными правилами безопасности — сменил полевую кокарду на берете, на парадную. Он, конечно же, знал, что снайперы в первую очередь отстреливают офицеров — за них им платили больше.

Так, и произошло. Когда прилетели в кишлак, начался обстрел. Офицер сразу же был сражён наповал, пуля снайпера попала прямо в кокарду.

Мой товарищ бросился его вытаскивать, снайпер второй пулей ранил его область сердца. Вертушка прилетела быстро, медики стали спасть офицера, но не смогли.

Моему другу же не хватило крови для переливания, до госпиталя его довести не успели, а он должен был лететь домой. У него даже штамп в военном билете был проставлен…

— Этот Афганистан, будь он трижды проклят! — в сердцах сказала мать. — У нас в деревне тоже две семьи похоронки на сыновей получили. Моего сына долго Афган не отпускал, редкую ночь спал спокойно, всё вскакивал по ночам, кричал…