След в прошлом - [71]

Шрифт
Интервал

Для надёжности заберёшь его протез и трость. Утром жду тебя в офисе, расскажешь, как вёл себя этот герой афганской войны. Думаю, он очухается…

— Понял вас, Эдуард Моисеевич.

— Да, ещё, — спохватился он. — Исследуй содержание его ноутбука, может, какие-то крючки там найдёшь, за которые можно будет его подёргать: родители, сестры, братья. Этот землепашец должен понять, что мы всё знаем о нём и на всё готовы…

— Понял, Эдуард Моисеевич, всё сделаю, как вы сказали…

Когда Евгений очнулся, то первым увидел, детину, вырубившего его. Тот сидел на табурете у печи и пялился в его ноутбук. Стерпеть это, было выше его сил, и он стал думать, как ему быстро схватить свою трость, стоявшую в углу у входа. А там видно будет, чья возьмёт. Ему приходилось однажды отбиваться ею от стаи разъярённых собак…

Он уже был готов в безумном броске броситься к двери, как неожиданно услышал обезоруживающий голос детины.

— Извините меня, Евгений Николаевич, за то, что я ударил вас. Скажите, мне, пожалуйста, вы знали по службе в Афганистане Михаила Дроздова.

— Да, знал. Это мой боевой товарищ. Он умер у меня на руках. А в чём дело? — холодно спросил Евгений.

— Это мой старший брат — Миша. Я увидел в ноутбуке его фото вместе с вами. Расскажите, как он погиб, — дрожащим от волнения голосом попросил он его.

Евгений поднялся с пола, вытирая кровь на разбитых губах. Присел на кровать.

— Здорово ты меня припечатал. Наверное, ты, как и твой брат, боксёр? Как зовут тебя?

— Владимир…

— Так вот, Володя, с твоим братом Мишей, моим лучшим другом, мы вместе воевали в Афгане. Его ЗИЛ-131 «духи» сожгли за месяц до того, как мне пришлось гореть в своём бэтээре. Евгений закашлялся, спазмы сдавили его горло…

— Я сейчас принесу воды, — спохватился его обидчик. — Чёрт! — следом же выругался он, — воды нет, только пиво… Принести? Оно в машине, я сейчас…

— Неси! — прохрипел Евгений, проглатывая комок горечи во рту.

Охранник убежал. Евгений подошёл к выходу и взял свою трость. Он видел в окно, как Володя открыл дверцу джипа и вытащил оттуда объёмный пакет и направился обратно в дом.

Ситуация разворачивается в противоположную сторону. В этом парне, что-то перемкнуло, — с удовлетворением подумал Евгений, усаживаясь на край кровати.

Вошёл Володя, сел на табурет напротив него, открыл бутылку пива и протянул ему.

— Извините, меня… Я чувствую себя полным дерьмом. Я ударил друга моего брата, на руках которого Миша умирал…

— Ладно, Володя, хватит убиваться. Меня за последние двое суток молотят по-чёрному и притом крепкие ребята. Сначала охранник на железнодорожном вокзале в Новосибирске, теперь вот ты…

Я начинаю уже к этому привыкать… — Судя по хорошо поставленному удару, ты окончил спортфак омского физкультурного?

Володя смутился.

— Да, его, три года назад. Окончил, работы нигде нет. Бился за деньги в боях без правил на «чёрных рингах». Потом позвали в телохранители.

Пошёл вслед за другом, не задумываясь, он сказал, что шеф бывший майор милиции, на криминал не подписывает. Поначалу оно так и было, но потом наш Эдуард Моисеевич стал таким же, как и все его дружки.

У него кто-то из родственников или близких друзей — крупная шишка в администрации области, говорят, что он его на эту дорожку столкнул.

— Расскажите лучше, Евгений Николаевич, про Мишу, — перевёл он разговор на другую тему, — не хочу я говорить о себе, мерзко всё стало у нас в стране и мы стали под стать всему этому.

Евгений отпил ещё из бутылки пива. В голове прояснилось. Он глубоко вздохнул, вспоминать о гибели своего друга ему было непросто.

— Мы с твоим братом познакомились на учебном пункте Тахта-Базарского пограничного отряда. Нас объединяло многое. Во-первых, — земляки, во-вторых, — оба служили в одном погранотряде, в одной мангруппе. Ну, и, конечно, война сплотила нас…

Это случилось в конце октября. Мы следовали колонной на помощь нашей мангруппе, блокированной духами. «Духи» применили свой излюбленный приём: они ударили по колонне из засады и рассекли её на части.

Прямой наводкой из-за дувала, метров с сорока, они подбили два ЗИЛа с боеприпасами, за рулём одного из них был Миша. Их расчёт был на то, что при детонации произойдёт взрыв и уничтожит значительную часть колонны.

Мишу ранило сразу, но он смог увести свой ЗИЛ с дороги в кювет и лишь после этого выпрыгнуть из него. Спустя некоторое время, начали рваться находившиеся во втором ЗИЛе мины.

Колонна встала как вкопанная — на узкой дороге невозможно было развернуться. Вверх уходила гора, там находилось кладбище — святое для мусульман место.

Если бы они нас атаковали со стороны кладбища, то уничтожили колонну в считаные минуты. Поэтому душманы атаковали нас со стороны кишлака.

А может быть просто с ними не было пакистанского инструктора. Займи они ту высотку — уничтожение колонны было бы делом нескольких минут.

Духи обрабатывали нас из всего, что у них было. Мы, в свою очередь, огрызались всем тем, что было у нас. Потом нам на помощь пришли «крокодилы»…

— Это кто такие?

— Это, Володя, боевые вертолёты «Ми-24». Они принялись обрабатывать душманов НУРСами и огнём из пулемётов. Они равняли всё подряд, что вызывало у них подозрение. Мой бэтээр в этом бою был подбит, но в тот день мне удалось удачно покинуть броню. Я отыскал в кювете Мишу, он был ещё в сознании, пуля разворотила ему бок. Я достал перевязочный пакет, чтобы сделать ему перевязку, но он остановил мою руку, так как почувствовал, что умирает. Он мучился недолго и скончался у меня на руках…


Рекомендуем почитать
Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.