Славен город Полоцк - [70]
И вот третий — Илья. Какую то он пакость сотворит?
Когда стало известно, что Семена дома нет, Зубов разослал нескольких парней созывать народ, говорить всюду, что новый-де поп кушнерского братства произнес необыкновенную проповедь. Скоро вернется от епископа и еще раз слово скажет. Ученики уж постарались. Рассказывали, что со времен апостолов еще никто так праведно не говорил. Против ненавистных бояр Семен говорил, против мздоимцев.
И многие горожане пожелали услышать слово смелого попа. Ремесленный люд города стекался к церкви кушнерского братства. Здесь их встречали два ученика Семена. Да, подтверждали они, такого умного и справедливого попа еще не было и вряд ли родится второй такой.
Но вот кто-то сообщил, что недавно видели люди, как из задних врат епископского дворца выехала простая коляска, запряженная четверкой, а за ней следовали шестеро верховых. Все поскакали по новгородской дороге.
К церкви шел отец Иона. Он вел свою злосчастную корову, а матушка подгоняла ее. Не нужна им отмеченная грехом скотина, и пусть народ простит бывшему попу его слабость. Привязав корову к воротам, Иона подошел к Зубову, сказал, что он, Иона, мог бы занять свободное место учителя, уходить же от братства не желает. Тут же он подтвердил, что около часа назад мимо его огорода промчались коляска и шесть верховых, и из окошка коляски глянул на него мудрый человек Семен.
Повел Зубов людей к епископскому дворцу. Ворота оказались на запоре. Калитку тоже не удалось открыть.
— Куда послал нашего батюшку? — раздались крики из толпы. — Отдай Семена! Сами выбрали его, не позволим отрешать!
Епископ не показывался, ворота оставались закрытыми. Да устоять ли им против сотни кувалд, камней, чурбанов? Скоро они затрещали. А уж несколько парней перемахнули через забор.
Перепуганный Илья пожалел, что послушался Климента, отправил Семена. Как бы все могло теперь мирно кончиться! Но митрополит, не сдерживая злости, прошипел:
— Какой вы... никчемный! Даже от одного человека избавиться не сумели. Надо было подстеречь его ночью в темном переулке, чтобы ни одна собака не пронюхала, куда девался.
— Верни Семена! — продолжали доноситься крики с улицы. — Вон гони сатанинского гостя!.. Выходи к нам, Илья!
Над набережной, где стояли склады Ратибора, расползалось по небу облако дыма. С разных сторон доносился тревожный колокольный звон. Надеяться было нечего. Илья знал, что власти рады каждому раздору между епископом и его паствой, видя в этом путь к быстрейшему насаждению в княжестве католицизма.
И Илья велел отпереть ворота. Он вышел к народу. Насилия чинить над ним не стали. Пятеро учеников Семена подбежали к нему первыми, вежливо осведомились, где их дорогой учитель. Выслушав ответ, посовещались вполголоса, подождали старших, предложили старосте решение: пока не вернется Семен, Илье в Полоцке не владычить и никому не владычить. Обходился в прошлые века город без князя, обойдется ныне без владыки. А вернется Семен — быть ему владыкой.
Зубов согласился с этим, согласился и народ.
Климента усадили в коляску, дали на дорогу каравай хлеба, вязку лука и кувшин квасу, кучером к нему посадили придурковатого парня и велели ему погонять, не останавливаясь, до самого Рима...
На большой площади в Новгороде происходило невиданное зрелище. Из подвала епископского дворца приволокли около десятка избитых, окровавленных людей, одетых в шутовские наряды. Держаться на ногах они не могли. Их усадили на коней лицом назад, привязали, дабы они не свалились, и каждому на голову надели берестяной колпак, ниспадавший до самых плеч. На колпаках было написано:
«Се есть сатанино воинство».
Затем по знаку новгородского епископа Геннадия, придумавшего эту казнь, колпаки на головах осужденных были политы жиром и подожжены...
Первым из казненных был чернец Захар, вторым — Денис, третьим — Гавриил.
История не сохранила нам имен всех казненных в тот летний день 1490 года еретиков, восставших против антинародной политики церкви.
Успел ли полочанин Семен доскакать, поспел ли в срок, чтобы занять свое место в этом скорбном строю мучеников за свободу мысли — это тоже осталось неизвестным.
Век шестнадцатый. "ДА ЖИВЕТ РУСЬ ЕДИНАЯ!"
О братья!
Хотя нас делят озеро и горы
И хоть у нас раздельное правленье
Но одного мы корня, кровь одна...
Фридрих Шиллер
Двадцать лет не было дома Трифона Бородули, сына Егора, тяглого человека шляхтича Вершлинского. Ровно столько времени закон государства Польского предоставлял право боярам и магнатам разыскивать своих беглых людей. Этот срок истек, и Трифон отважился навестить своих родных: авось пан Вершлинский умер — он и тогда не был молодым, — а если не умер, то, может быть, забыл своего беглого смерда, а если и не забыл... Но ведь Трифон не с ним повидаться идет.
По широкой Кривичанской дороге в одежде православного священника он шел на запад уже третий день, и только один раз ему посчастливилось проехать на попутной подводе верст около десяти. Молодой крестьянин, охотно его подобравший, после слов приветствия тихо добавил:
— Да здравствует царь!
Они были одни на дороге, и Трифон безразлично ответил:
