Славен город Полоцк - [49]

Тогда начал Мефодий выносить на торг другое: петушков, козлов, свиней. И у всех зверюшек морды были похожи на того разгневанного попа.

Покупатели не брали их, а тут и случилось несчастье с матерью...

Оглушенный нежданным горем, тихий и осунувшийся стоял Мефодий за своим лотком на торгу, забыв кликать покупателей.

— Почем па́тера продаешь?

Мефодий вздрогнул. Перед ним стояли неопрятный монах с сизо-красным лицом и отвислым животом и худая остроносая монашка. Слегка пошатываясь, монах лукаво подмигнул, осклабился:

— Морда-то у твоих козлов от патера нашего кляштора[19] взята... А почему все сердитые? Забавка должна быть веселой, сердитую дети боятся в руки брать... Делай с меня козла — разрешаю... А почему засмучен сидишь?

Вид у монаха добродушно-смешной, Мефодий невольно улыбнулся. И тотчас монашка затянула:

— Рабе божьей пожертву-у-у-уй!

Монах по-приятельски толкнул ее в бок:

— Сама, коровка божия, научись добывать... Какая же у тебя, отроче, беда? — доверительно спросил он Мефодия.

Юноша рассказал ему все, заключил:

— А правда где же?

— В монастыри попряталась, — усмехнулся монах и напевным голосом стал пересказывать содержание известной в то время песенки:

«Если денег тебе не хватает, выдь на паперть, христовым именем проси. Если полакомиться захотелось, узнай, где свадьба, либо похороны, прикинься веселым, прикинься огорченным — везде тебя угостят. Если же от мира спрятаться нужно, беги в монастырь. Там и кров тебе обеспечен, и вдоволь там еды, и имя новое получишь — ни князь, ни господь, ни сам черт тебя не узнают. Беги в монастырь все, кого с княжества прогнали, у кого вотчину отняли, кто украл, кто убил, кто ростовщику задолжал...»

— Пойдем, — заключил монах серьезным тоном, — отцы-наставники охотно умельцев берут, примут и тебя. А может, сподобит господь грамоту одолеть.

Умолчал монах о том, что за каждого нового послушника вербовщику причитается денежная мзда либо отпущение одного греха. И то и другое прельщало монаха.

— А что в монастыре делать?

— Э-ге, дел там много! Главное — там все братья. Кто богат, кто беден — все равны. Там и найдешь твою правду, навсегда кончится над тобой власть князя и бояр. Пойдем!

Свобода от княжеской власти, от вирников и сборщиков дани — это было заманчиво. Мефодий пошел за монахом. Монашка осталась на торгу.

— А сам ты грамоте знаешь? — спросил Мефодий, когда уже входили в монастырские ворота.

— Не сподобил господь, — простодушно ответил монах. — По двенадцать часов в день старался, да за три месяца только три буковки и осилил: аз, буки и веди помню, а глаголь уж начертить не могу. Меня и изгнали...

...Ему, новопостриженному иноку Мефодию, искусство грамоты давалось легко. Его научили разводить краски — черную для строчного письма и титлов, красную для заглавных букв, зеленую, синюю и желтую для заставок. Вначале ему поручали раскрашивать картинки, которые рисовали другие, потом стал сам рисовать, а там доверили ему и чистописание.

Не забывали наставники и про прежнее искусство Мефодия — ему заказывали деревянные фигурки апостолов, мучеников и пророков, которые монастырь не без выгоды продавал на торгу. Ловкие монахи-продавцы нередко сбывали эти фигурки также доверчивым язычникам, выдавая их то за бога леса, то за водяного бога...

Снова скрипнула дверь, в келью вошел отец-книжник. Мефодий с силой задвинул ящик стола, прищемил себе палец, поднялся. На этот раз ему не удалось скрыть замешательства. Отец-книжник подозрительно глянул на него, осторожно взял за угол переписанный лист, недовольно произнес:

— Сам должен с готовым листом бежать ко мне, а ты сколь времени истори́л. — И более приветливо добавил: — Отец-игумен велел тебе ехать к князю, занемог у него толмач, сам же князь не одолит письмо с латинского перевести. Коляска ждет у ворот.

Так вот почему отец-книжник ныне так сдержан!

Заниматься переводами, — правда, не для князя — Мефодию приходилось не раз. Он приложился к руке отца-книжника и вышел.

2

Письмо было писано латынью, но словами родного Мефодию языка.

И вот, переписанное по-русски красивым полууставом, перед князем Андреем лежит это длинное послание Гастольда, Виленского наместника, составленное, как подчеркивалось многозначительно, по поручению самого Великого князя литовского Ольгерда. Теперь Андрей может прочесть его от начала до конца, вдумываясь в смысл каждой фразы.

Велико и могущественно княжество Литовское, пишет Гастольд, далеко перешагнуло пределы «Литовской колыбели» — тесного междуречья Вилии и Немана и узкой полосы Прибалтики. Широко на юг и восток раздвинуты ныне границы государства, вобравшего в себя города и земли: Минск, Новгородок, Берестье, Туров, Владимир-Волынский, всю так называемую Подолию — обширную долину Южного Буга, а также земли по обе стороны Днепра до тавридских границ Золотой Орды — Киев, Чернигов, Новгород- Северский, Гомель, землю курян, Дебрянск, Мценск, Козельск...

И если господь избрал Литву, чтобы через нее явить свою волю в этом уголке мира, то он для этого сначала отнял разум у русских князей, рассорил их, не дал им объединиться, а потом наслал на них монголов.