Славен город Полоцк - [43]

Так! Это было сказано по Феодору. Учитель взглядом поблагодарил ученика. Кажется, князь прислушался. К счастью, он не такой надменный, как иные князья, которые и от родного сына никогда не выслушают совета.

Князь сделал Ако знак обождать. У самой двери ливонцы остановились.

— Как бы вы на моем месте поступили? — спросил князь.

— Прогнали бы немцев, — отвечали они.

— Все вы так думаете, — раздраженно сказал князь. — А про припас никто не помыслит.

— Бери, князь, что надобно, и не спрашивай, — горячо отозвался Ако, повторив то, что недавно говорил здесь русский купец Киприй.

— Хорошо, Ако, я еще подумаю... Воевать всегда успеем. Пока пошлю к Альберту послов.

— И верно, князь, — вставил наконец Ратибор. — Давно я говорю, что слово меча дороже.

— Ты послом и поедешь. Его переводчиком возьми, — кивнул князь на Феодора.

— Как же меня без него оставляешь? — с шутливым недовольством произнес Владимир. — Пошли уж и меня... хоть за стремянного.

— Езжай и ты, — согласился князь. — И Ако с собою возьмите.

5

Дружественный Всеславу кукейносский князь Вячко, подвижный, хлопотливый, услужливый старик, обрадовался приезду полоцких послов и старшин ливонских. Он подтвердил все, что говорили ливонцы, и даже нашел, что они о многих своих обидах умолчали. Намерению Ратибора ехать для переговоров в Ригу Вячко решительно воспротивился:

— Много чести Альберту. Ты же нашу честь блюди. Сюда зови немчину — ни ему, ни тебе не обидно.

На этом согласились. С приглашением Альберту прибыть в Кукейнос Вячко отправил в Ригу своего дьяка Стефана, а сам стал деятельно готовиться к встрече немецкого гостя: было известно, что Альберт пьет только рейнские вина, мясо ест только тощее, почивает только в хоромах с дощаным полом, а где есть блохи, тех людей хулит.

До Риги пути — один хороший переход. Надо быстро со всеми делами управиться. Приказал Вячко во всех дворах собак привязывать, а голосистых запирать в хлевах. Войску своему — двум сотням детин — велел мыться в бане, для чего щедро выдал мыльной глины.

Еще не успели воины кукейносские помыться, а князь Вячко еще не выбрал опочивальни для переборчивого епископа, как уже и сам он прискакал. Нет, не сам — лишь возок Альберта катил по пыльной дороге. А в возке вместо епископа ехал некий барон Винно фон-Рорбах, магистр ордена Меча, с коим епископ слал свой ответ послам полоцким. Ответ гласил, что по обычаю всех земель послы должны являться к тому двору, куда посланы. Поэтому ждет их епископ к себе. А для охраны от коварных и клятых ливонцев шлет епископ с сим бароном три сотни рыцарей отборных.

Не успели воины кукейносские одеться — были заперты немцами в своих баньках и те баньки пожжены. Не успел князь Вячко обставить свои наилучшие хоромы под опочивальню епископа — был поднят на немецкие копья.

Старшин ливонских рыцари заковали в железные кандалы. А перед послами барон с деланным смирением склонил голову, осведомился, не терпят ли в чем нужды, не угодно ли им сразу же скакать узреть град Ригу — чудо сего края, воздвигнутое на месте старой славянской деревеньки Руги повелением папы.

Епископ Альберт был сухой, изможденный старик с крючковатым носом и маленькими глазками на темном лице, изрезанном во всех направлениях глубокими морщинами. Ни радости, ни огорчения, ни печали такое лицо не может выразить. Вот какая-то поперечная морщина возле подбородка дрогнула, медленно раздвинулась, образуя черный провал. Из него короткими толчками стали вылетать слова.

Епископ искренне сожалеет о случившемся, просит дорогих гостей вымолить для него прощение у его брата, князя полоцкого, за содеянное его исполнительными рыцарями. Дело в том, что они не разобрались и приняли голых воинов за язычников. Истинные христиане никогда не моются скопом, с гоготом и ржанием, добавил он скорее в осуждение погибшим, чем в оправдание своим рыцарям. Для того же, чтобы перед богом искупить невольную вину рыцарей, он, епископ, прикажет убить столько же язычников, сколько загинуло христианских душ.

Переводя похожую на кашель речь Альберта, Феодор успевал вставить и свои замечания:

— Душегуб, а братом себя называет.

— Тебя не спрашивают, — толкнул его Ратибор. — Переводи без лишку.

А еще, продолжал епископ, он велит на месте сгоревших банек поставить церковь, и пусть в ней его провинившиеся рыцари отмаливают свой грех.

— Пусть рыцари-убийцы уходят из русского града Кукейнос, — приказал отвечать Владимир, — а молиться сами умеем.

— Дерзко говоришь, — заметил Ратибор.

— Молиться должен сам провинившийся и именно там, где провинился — таков закон ордена, — бесстрастно отвечал Альберт Владимиру. — И не было убийства, была ошибка. Бог милосерд, терпелив и всепрощающ... Если же жители Кокенгаузена хотят сами ставить церковь, то я прикажу моему наместнику там звать местное население на строительные работы.

— Не называй наш город Кукейнос на немецкий лад, — выкрикнул Владимир, но спорить дальше не стал: было уже очевидно и вероломство епископа, и собственное бессилие, и двусмысленное поведение Ратибора.

— Не было бы язычников — не было бы причин для споров, — продолжал епископ. — Искореним их и уйдем отсюда, так и папа велел.