Славен город Полоцк - [42]

— Так не торгуй там, где худо. Мало тебе иных дорог? — сказал князь, не зная, что еще ответить купцу.

— Дорог много, да и без единой тесно, — сразу же отозвался тот. — Дело торговое такое: на все стороны свободу дай.

И он подробно разъяснил, что янтаря больше негде брать, как на морском побережье, что и на русские меха здесь больший спрос, чем в Греках, где не столь холодно и где поэтому берут только дорогие меха: соболя, куницу.

— А куда белку повезем, простую овчину?.. Нет, княже, открывать нужно дорогу на запад. Уже три месяца рухляди не принимаем, ловцы плачутся. Как хочешь думай, а дорогу дай. — И после короткой паузы Киприй заключил: — Пока свинью жердиной не достанешь — не отойдет.

Хорошо ему говорить! А попробуй убедить Ратибора, который заладил одно: не ссорься с немчиной, ищи с ним мира — пригодится. Конечно, лучше жить в мире, чем в ссорах, но только в том случае, если и другая сторона хочет мира. Однако воевать из-за купцов с Альбертом, конечно, не стоит, да и сил для этого нет.

— Жердина крепкая нужна, — отвечает он купцу, — еще не выросла.

— Есть и люди, и оружие, и припас, и кони... Лишь воеводу дай.

— Подумаю, дай срок, — отвечает князь, сознавая, что с каждым днем война становится неизбежнее: немцы делают все, чтобы обозлить и купцов, и ремесленников, и всех гражан Полоцка. Без конца текут к князю жалобы на немцев, и нет предела требованиям этого собаки-епископа. Уже и так многих льгот добился: водной пошлины его купцы не платят, на волоках их товары перегружаются в первую очередь, на торг приходят оружно... На то, какими способами Альберт доказывает язычникам истинность слова Христова, князь давно закрыл глаза. А чего еще хочет немчина — самих полочан латинянами сделать?

— Подумаю, — повторил он, отпуская купца.

А вскоре к князю пришли четверо ливонских старшин. Пожилые, просто одетые, с крепким охотничьим запахом, они стояли с понурыми, какими-то детски наивными, виноватыми лицами: пусть-де князь не гневается, что им пришлось его потревожить.

Владимир и Феодор тоже были здесь. Не раз видел княжич ливонцев на торгу, где они продавали дичь, овец, живых медвежат, гончарные изделия. Многие из них, имевшие в городе собственные дома, пользовались наряду с прочими правом участвовать в вече.

Старший из четверых, его звали Ако, говорил за всех.

Не хотят немцы жить в мире и не умеют сохранять его. Запрещают охотиться там, где им самим понравилась охота; отбирают скот и не дают ничего взамен; силой сгоняют людей в латинские церкви, а местных богов сжигают или бросают в реки; берут себе на ночь ливонских жен и дочерей и тоже ничего за это не дают, обещают за все уплатить на том свете; заставляют глину возить, камни собирать и стены класть, а кто не желает, того бьют и за оскорбление виры не платят, как приказывает князь.

Перечень преступлений был неимоверно длинен, жалоба заканчивалась просьбой к князю прийти, спасти своих верных данников от немцев. Остальные ливонцы, молчавшие, пока Ако говорил, один за другим повторили его заключительные слова:

— Приди, князь, прогони немцев!

Слушая их, можно было подумать, что епископ Альберт всего лишь шкодливый кот — стоит топнуть ногой, и он убежит.

— Так, — озабоченно промолвил князь. — Много зла нам чинят немцы.

— Но и вы, видно, не умеете в мире жить, — неожиданно обратился к ливонцам боярин Ратибор, тоже призванный князем. — Вот епископ жалобу прислал, что вы людей его не привечаете, не помогаете в их нуждах, проходите мимо беды ближнего своего... Не по-христиански это.

— А мы и не христиане, — возразил Ако. — Но наши люди уважают гостей, мясом кормят, ночлег дают. Да разве немцы гости? Однако князь велел, и мы стараемся им угодить.

— Как вы стараетесь, князю известно, — вызывающе продолжал Ратибор. — До сих пор ваши ловцы не внесли лисьей подати, а еще медвежья, да рыбная, да утиная.

— Теперь ли, боярин, этому счет вести, — вне себя от негодования воскликнул Владимир.

— Не о том, Ратибор, говоришь, — сказал и князь, но боярин еще успел крикнуть Ако:

— Вы не христиане, князь же наш христианин, и подло вы делаете, что на христиан его натравливаете.

— О чем наши данники просят, я выслушал, — заключил князь. — Подумаю, как с немцами помирить вас.

— Сегодня немцы ливь сгонят, завтра сюда придут, на Смоленск и Новгород полезут, — как бы про себя произнес Феодор.

— Есть на Смоленск и Новгород иные пути, минуя Полоцк, — отозвался князь. — Много эти города нам помогают?

Феодор и Владимир переглянулись. Княжич понял тревогу своего учителя — нехорошие слова произнесены отцом, не так должен был бы говорить мудрый русский князь, каким Владимир представлял его себе из поучений Феодора. Надо поправить отца, поправить во что бы то ни стало, иначе ливонские старшины унесут с собою чувство обиды и несправедливости, недоверие к князю, у которого они искали защиты. И торопливо, стараясь, чтобы ливонцы обязательно услышали, — а они уже потянулись к двери, — Владимир проговорил:

— С ливью в одном дому живем, они и братья нам. Купно против немцев стоять надо. Выстоим — тем и Смоленску и Новгороду поможем, тоже русские они города.