Славен город Полоцк - [44]
Он обернулся к стоявшему у двери вооруженному рыцарю, сделал ему какой-то знак. Тот удалился.
Догадываясь, говорил дальше епископ, что по малодушию или иным причинам его полоцкие братья во Христе терпят в своей среде язычников, он, епископ, взял на себя подвижнический труд по очищению...
Его прервал рыцарь, вернувшийся с большим блюдом в руках, на котором возвышалось что-то круглое, прикрытое белой салфеткой. По знаку епископа рыцарь сдернул салфетку, и русские послы увидели голову Ако. Рыцарь унес голову, а Владимир остановившимися глазами смотрел туда, где она только что была, и уже не мог слушать того, что говорилось далее.
— Иди, княжич, погуляй, бледен ты очень, — предложил Ратибор. — И ты, Феодор, выйди с ним. Есть у епископа и свои переводчики.
Феодор обернулся к боярину, глянул в его мутные, с кровяными жилками глаза, и вдруг ему вспомнилось далекое: полутемная бревенчатая церковушка, два убогих смерда, спорящих из-за корчаги меду, которую требовал от каждого вот этот боярин, и его, Феодора, палка, которой один смерд убил другого... А истинный убийца — вот же он, перед ним!
Он молча взял Владимира за руку, повел на двор.
...Через пять дней русские послы вернулись в Полоцк. Здесь они узнали, что рыцари Альберта захватили и Герсику — вторую важную крепость полоцкого княжества в Ливонии.
Теперь Всеслав понимал, что не миновать войны. Кукейноса с Герсикой Альберт не отдаст, русских купцов в море не пропустит, ливь будет истреблять по-прежнему.
Князь отпустил послов — он любил подумать наедине. Феодор и Владимир вышли, боярин замешкался.
— Не все я, княже, мог открыть при посторонних, — сказал он без смущения. — Предлагает тебе Альберт вечный мир и дружбу.
Князь насторожился.
— Мне или всему княжеству? — спросил он сухо.
Суть Альбертова «мира» сводилась, как пояснил Ратибор, к тому, чтобы совместно «искоренять язычество»: рыцари — на побережье, а он, Всеслав, — во внутренних землях княжества. А все имущество язычников надо раздать верным слугам христовым, слугам князя.
Всеслав пытливо глянул на своего советника.
— Это Альбертов план или твой? — спросил он напрямик. — Помню, не раз уж ты советовал мне то больше дани брать с ливи, то отнять их земли, то заставить их чинить мосты и дороги, а тебя, боярина, уволить от этих тягот... Поживиться коштом ливи — давняя твоя мечта.
— То были мои мысли, князь, а теперь я докладываю тебе план Альберта, — выдержав взгляд Всеслава, отвечал Ратибор. — Мир лучше ссоры. Так мы оба думаем.
— Вы оба! — с горечью воскликнул князь. На мгновение он представил себе Ратибора и Альберта рядом. Но Альберта князь ни разу не видел, не знал, каков он собой. Два одинаково жирных существа рисовало ему воображение. Кажется, это была даже одна туша с двумя боярскими лицами, и одно из них говорило по-немецки, а другое переводило по-русски: «Дай нам, княже, поживиться!» — Да, с немчиной ты теперь заодно, — продолжал Всеслав. — Какой это мир, если надо истребить тысячи людей!
— Что внутри княжества творится, до того никому дела нет, — упрямо отвечал Ратибор. — А епископ согласен крест целовать, что едва последнего язычника изведем, уйдет он из края этого насовсем.
— А и глуп ты, — не удержался обычно вежливый Всеслав. — Последнего язычника немец оставит — вот и причина не уходить...
В безлунную августовскую ночь на пологом берегу Двины верстах в двадцати от Риги из плоскодонных лодей выгружалось войско князя Всеслава: шесть сотен лучников, две сотни мечников да столько же копьеносцев. Сюда же лесными дорогами сошлись пять полусотен верховых и около сотни двуконных повозок с припасом.
Ратибора князь оставил наместником в Полоцке, поручив слать войску при надобности припас и пополнение.
Командовал выгрузкой княжич Владимир. В сопровождении Феодора он шел от лодьи к лодье, окликая десяцких. По его возбужденному голосу, по широкому шагу, по тому, как он помахивал шлемом, который снял с головы вместе с суконным подшлемником, Феодор понимал, что княжич счастлив.
Утром к войску прибыл князь Всеслав. Накануне он повел большой отряд на Икскуль, и тут выяснилось, что война не была для немцев неожиданностью. Дорога к Икскулю, оказалась перекрытой завалами, а в одной горловине между крутобокими холмами путь отряду преградил свежевыкопанный ров. Замковые стены были обновлены, хотя за неделю перед тем разведчики доносили, что стены старые, рвы полузасыпанные. В крепости оказалось много смолы и камнеметательных машин, взять ее с наскоку нечего было и думать.
— Идти надо ночью, — предложил Владимир. — Не увидят немцы, куда смолу лить и камни бросать.
— Немцы не увидят, а ты увидишь, кого рубить? — отклонил князь его совет. — Где слыхал, чтобы ночью воевали?
Прибыл связной из отряда, посланного к Гольму, сообщил, что немцы успели укрепить замок, ворваться в него не удалось.
Вернулся конный десяток из-под Риги, куда был послан на разведку, вернулся почти без коней: немцы спрятали в траве перед крепостью доски с острыми гвоздями. Лошади покалечились, пришлось их оставить. Стало также известно, что с немцами в крепости сидит летгола.
Это была черная весть. Уже раньше князю доносили, что немцы задабривают вождей леттских племен. А поселений леттов много к югу от Двины. Жди новых бед.
