Скворцов-Степанов - [104]

* * *

Все пережитое Иваном Ивановичем не могло не сказаться на его здоровье. В 1918–1919 годах он особенно часто и тяжело болел. В результате сильного переутомления у него обострился туберкулез. Это было опасно: ведь его отец и два брата умерли именно от чахотки. К тому же сам он страдал плевритом, мало заботясь о лечении, продолжая нередко трудиться с самого утра, даже лежа в постели: писал статьи, редактировал, правил корректуру своих трудов, занимался переводами. В письмах к В. Д. Бонч-Бруевичу и другим товарищам можно найти немало строк о недомоганиях, что являлось причиной его отсутствия на различных деловых и дружеских встречах.

В своей биографии, написанной в 1921 году, Иван Иванович вынужден признаться в резком ухудшении состояния здоровья в 1918–1921 годах. «…Хронические бронхиты, плевриты, ревматизм, расширение сердца — все это, думается мне, достаточные основания для того, чтобы иногда на целые месяцы уходить в литературную работу. За последние четыре года бывало, когда я не мог сделать пешком более сотни шагов, когда передвижение вызывало жестокую боль в ноге и невыносимую одышку».

Несмотря на все это, Скворцов-Степанов не терял бодрости духа, а умственный труд считал неплохим лекарством, ибо он приносил огромное удовлетворение и в эти дни. «Я болен, кажется, плеврит. Нехорошо, что против самого сердца. Сегодня будет врач. Ужасно досадно. Много дел по «Коммунисту». Как только стану выходить, с утра приду к Вам…»

Это строки из письма Владимиру Дмитриевичу Бонч-Бруевичу от 25 декабря 1918 года. Получив это письмо, Бонч-Бруевич, серьезно встревоженный, тотчас же поехал к больному. Но что он увидел?!

Иван Иванович полусидел в постели, окруженный высокими подушками, потому что при малейшем снижении больного бил ужасный кашель, продолжавшийся нередко по нескольку минут. На Ивана Ивановича было тяжело и больно смотреть. А вся его кровать очень мало напоминала кровать больного — повсюду громоздились книги и лежали стопки бумаг. У самой груди Скворцов-Степанов пристроил какую-то дощечку и продолжал на ней писать. Все уговоры о том, что он себе крайне вредит таким напряжением, ни к чему не привели. Иван Иванович мило улыбался и ласково объяснял гостю, что не писать он не может — это просто его вторая натура, потребность.

— Если перестану писать, — заметил больной, широко разведя руками, — то тогда будет большая победа моей болезни, которая, несомненно, хочет все более и более захватить меня в свои лапы. Я клин вышибаю клином…

Таким Иван Иванович Скворцов-Степанов оставался всю свою жизнь. Он в полном смысле этого слова мужественно переносил все болезни, всегда верил в выздоровление и постоянно работал, несмотря на протесты врачей и близких. После очередного выздоровления Иван Иванович любил хоть на несколько минут погулять где-нибудь в садике, парке, побывать наедине с природой. По-юношески блестели его глаза…

Он, вероятно благодаря во многом именно этому качеству, быстро сходился с молодежью. К тому же и сам Скворцов-Степанов сохранил все лучшие свои «юношеские черты характера» (М. А. Савельев). Молодежь хорошо его понимала и чутко к нему прислушивалась. Конечно, ее влекли к Ивану Ивановичу энциклопедичность его ума, интеллигентность, веселый и жизнерадостный нрав. К жене Инне Николаевне часто приходили подруги по университету (их Иван Иванович называл «химичками»), завязывались интересные беседы, и молодые собеседницы не чувствовали большую разницу в возрасте с хозяином квартиры.

Истинно русским хлебосольством встречал Иван Иванович гостей. «Инна! Что есть в печи, на стол мечи!» — обычно он весело говорил жене в эти минуты. Начиналось чаепитие, но простое угощение никого не удивляло — Скворцовы жили всегда скромно. С другом, товарищем они готовы были поделиться последним.

Свою семью Иван Иванович очень любил. У него было трое детей. Первенец Миша родился 2 марта 1901 года. Он рос слабым ребенком, часто простужался, болел. Еще в детстве перенес сложную операцию. Отличался необычайной наивностью и прямодушием. Мальчик прекрасно учился, много читал. Домашние называли его Скворуша. В юности увлекся астрономией. Он не только много читал, но и любил рассказывать о прочитанном рабочей молодежи. В мае 1919 года Миша окончил 38-ю трудовую школу в Москве и в этом же году вступил в ряды Российского Коммунистического Союза Молодежи. Вскоре он стал личным секретарем Анатолия Васильевича Луначарского. В конце этого месяца он поехал вместе с ним в агитационную поездку по Юго-Западному фронту и остался в Политотделе 14-й армии, начав самостоятельно выступать на митингах и проводить беседы в школах политграмоты, составлял боевые воззвания к молодежи Украины.

Через два месяца Иван Иванович Скворцов-Степанов получил письмо от заместителя начальника Политотдела (25 июля 1920 г.), в котором отмечалось: «Михаил Иванович работает при Политотделе Реввоенсовета 14-й армии — читает лекции среди красноармейских частей и ведет организационную работу в Ольвипольском комсомоле. Пишет листовки. Для нас он весьма нужный и ценный работник».

Осенью 1920 года, после возвращения Миши в Москву, комсомольцы избрали его членом Хамовнического райкома РКСМ Москвы, где он стал заведовать отделом политпросветработы. Вечерами он почти всегда пропадал в молодежном районном клубе, заводских красных уголках, где нередко читал и свои литературные произведения (ребятам прочитанное нравилось). В середине января 1921 года Миша простудился и 27 января скончался от крупозного воспаления легких.