Скорпионья сага. Cамка cкорпиона - [11]
Дипломы, однако, в тот год всем нам выдали черного цвета.
Она сдала сессию, я закончил университет.
На путешествие вроде прошлогоднего денег не было. Клянчить у родителей не хотелось, а выпускник – свежеиспеченный нищий. Что я мог предложить? Пришлось отправиться в малобюджетный отпуск к ней на родину.
По правде говоря, не представлял, чем там заняться, в той дыре. Ну ладно, местный кремль, какие-то церквушки. Побродим, поглядим. Я смутно их припоминал по первому визиту в зимний город, где встретилась судьба, и декорации размылись. Припоминал я и ее семью, людей, конечно же, душевных, но чуть более открытых и простых, чем я привык в интеллигентной жизни – горластых, жизнерадостных, с претензией на удаль, чем и отметились на свадьбе. Теперь вот предстояло там гостить.
Приобщиться к архитектурным памятникам мне так и не довелось. Равно как и ютиться в душной квартирке их пятиэтажки. Буквально сразу по приезду нас включили в трудовой расчет, и ближайшей электричкой все отправились на дачу.
Знал бы, что все выйдет так, лучше б остался дома. У моих родителей, между прочим, дача тоже имелась. Небольшой уютный домик с электричеством и водопроводом в тенистых зарослях садового товарищества от университета. Здесь же мне открылся лунный пейзаж гигантского карьера, по истощению полезности отданного трудящимся под участки. Там-сям из недр вздымалось, кто во что горазд. Исходя из скудных средств и ограниченного вкуса. Остовы сооружений разной степени достройки, пока без цивилизованных удобств, однако с замахом на утопическую перспективу.
Выяснилось, что в перспективу помещен и я. В качестве «мужика», а стало быть, строителя. Весь первый день мы с ее отчимом, фактически моим тестем, таскали доски. Второй день пилили, шили гвоздем. Третий, четвертый, пятый…
Перспектива уходила в бесконечность. Нет, я ничего, конечно, надо помогать, и спорить не о чем. Да и вообще, интеллигенции не вредно иной раз поразмяться, пролетарски, этак, погорбатиться. Всё это на пользу. Если б не водка.
Пить тесть был здоров. И столь же радушен. Я не мог отказаться. Ведь и теща поддерживала, и моя жена: за обедом, официально. Все, кроме сестрицы. Да, имелась еще сестрица. Рыхлое существо подросткового возраста, без искры в глазах и, кажется, интеллекта. Неудивительно, что по свадьбе я ее не запомнил, а осознал лишь теперь. Она была тенью. Молчаливой тенью хмельного зачатия.
В первый же день ушло пол-литра, легко, как вода. Во второй – уже литр. Третий, четвертый, пятый… Я озадачивался. Теща журила. Тесть похохатывал… Я все больше смущался. Теща занервничала. Тесть разгулялся… Я помрачнел. Теща ворчала, бранила, забилась в истерике. Тесть колобродил, дурачился, убегал, злился, зверел, прятался.
В конце концов, он забаррикадировался в сарайчике. Теща штурмовала. Тот отстреливался матюгами. Соседи вытягивали шеи, вслушиваясь с интересом. Сестрица мучила палочкой найденного в грядке червяка.
С меня было довольно.
– Пора домой. – Я принялся швырять, укладывая, вещи.
– Уезжаешь? – Бедняжка села на кровать.
– Погостили и хватит. Ты тоже, давай, собирайся. На электричку еще успеем. А на вокзале возьмем билет на вечерний поезд.
– Я не поеду.
Оглянулся. Смотрела прямо и твердо. За окном метались тещины вопли.
– Не дури. Мы славно отдохнули. Мне надо оформляться на работу.
– Оформляйся.
– Не возвращаться же мне одному.
– Я не смогу.
– Чего не сможешь?
– Вернуться туда.
– Что-то я не понял…
– Не смогу вернуться… туда… жить… к твоим родителям.
Я остолбенел. Вопреки июльской жаре, в доме было сыровато и гниловато. Гудел комар, увиваясь, но не даваясь пришлепнуть. Зря только врезал себе по лбу.
– Бедняжка, в чем дело?
Молчание. Опустила долу глаза. Губки в нить. Ручки в кулачки. Ножки впритирочку. Пауза тянулась, вязко перетекала в замкнутость, в неприступность, в глухую стену, в онемевшую пустоту.
Я ничего не понимал. Отказывался понимать. Мысли путались, спотыкались, летели кубарем в пропасть обморока. Впечатления, следы. Недомолвки, обрывки. Родители старались, как могли, нам помочь. Или нет? Или дело в другом? Что-то не так. Не сходится, не стыкуется. Но что именно, не молчи, не вытягивай душу за ниточку, просто скажи. Если только родители… чужие тебе люди, но… разве они тебя не… разве сделали они тебе что-нибудь, кроме добра?
Последнее вылилось в голос. И тут я услышал, как бормочет она:
– Да. Все так… Меня приняли, приютили… Слова худого не сказали и куском хлеба не попрекнули… Но скажи мне, как? Как мне дальше терпеть?.. Как признаться твоим добрым родителям, что, не смотря на все то, что они для меня сделали, я другая и моя жизнь – в другом. Как мне их за их же доброту не ненавидеть?!
На этом все слова уперлись в тупик.
Пришлось уезжать одному. Она вызвалась проводить. Мы шли по тропинке, протоптанной дачниками через лес к одинокому полустанку. Комары и жара. Тошнота и сумбур. Я по-прежнему не понимал ничего, кроме отчаянного осознания: штамп в паспорте не спасет и, похоже, вот я ее теряю.
Показался поезд. Выползал, надвигался железным удавом.
Она вдруг сказала:
– Люблю тебя, хочу быть с тобой. Но что ты можешь мне предложить?
Игорь Белисов, автор элегического «Счастье неизбежно», продолжает раскрываться как последовательный лирик. Его главная тема – отношения между женщиной и мужчиной.«Скорпион самки» – это мужчина глазами женщины.Возможно ли найти суженого на всю жизнь? Где он, настоящий и безупречный? И как самой, в эпоху утвердившегося равноправия полов, не потерять своего природного предназначения? Сквозь трагифарсовую интонацию повествования проступает драма современных мужчины и женщины, как сквозь суету дурманящих слов и одуряющих дел проявляется единственное, что действительно важно – Любовь и Смерть.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.