Скорпионья сага. Cамка cкорпиона - [12]
Я оглянулся в недоумении. На меня в упор взирала судьба.
– Ты взрослый мужчина и должен подумать о квартире для нас.
6
Вернулся домой. Побродил по безлюдной квартире. Судя по сухости в цветочных горшках и стерильности в холодильнике, родители с дачи пока не наведывались. Жилье и быт в моем полном распоряжении.
Однако хозяин дома здесь далеко не я.
Взрослый мужчина… Подумать о квартире… Чтоб это осознать, потребовалась женщина. Где ж я раньше-то был? О чем думал?
Учился в университете, писал диплом. М-да…
На моем столе лежал этот плод формалистики и бездарности. Подведенная под высшим образованием расплывчатая черта.
Я взялся вяло листать…
Большинство скорпионов живут в неволе около 5 лет. Известны случаи, когда некоторые доживали до четверти века. При ненадлежащем содержании жизнь существенно сокращается и может составить всего 1–2 года.
Для одного скорпиона нужен террариум объемом не менее 20 литров. Дно выстилают субстратом толщиной 7-10 см. В стенках должны быть отверстия для вентиляции. Влажность поддерживают опрыскиванием, температуру – термостатом (20–25°С).
В принципе, вместе можно селить до четырех скорпионов, если у них достаточно еды и много потайных мест. Но все же разумней держать по отдельности: они избегают встреч, не делятся пищей, а в стесненных условиях атакуют и пожирают друг друга.
Скорпионы – прирожденные каннибалы. До половины их рациона составляют сородичи. Закон природы неумолим: зазевавшийся гибнет, сильный ест слабого, в борьбе за добычу хищники одного ареала ликвидируют конкурентов.
В неволе повадки утрируются, и, по мнению многих экспертов, нет существа более свободолюбивого, чем скорпион.
Свободолюбие… Каждому требуется собственный угол. По-человечески, ее положение вызывало сочувствие. Я-то в ее семейке неделю едва выдержал. Так неужели она обречена мучиться с моими родителями?
Квартира… Но как?
Этот вопрос мы с родителями обсуждали, и неразрешимость его с некоторых пор была мне известна. Много лет родители откладывали кровные деньги, планируя вступить в жилищный кооператив – для меня. Пару лет назад появилось новое слово «инфляция», и планы на глазах стали рушиться. Все началось в 1989 году с отмены двадцатипятирублевых советских купюр. Ползли слухи, что с деньгами вот-вот «что-то будет»: не то заморозят вклады, не то вообще отберут. Как и многие, мои родители сняли сбережения со сберкнижки и скупали доллары, по жестокому курсу, только бы деньги спасти. Но в январе нового, 1991 года, правительство отменило пятидесяти– и сторублевки, позволив гражданам обменять старые купюры на новые в размере не более трехсот рублей, то есть, месячной зарплаты. Летом 1992 года появилось очередное новое слово «ваучер», заявленное как доля государственной собственности, которая через «приватизацию» достанется каждому. Большинство не знали, что делать с этими ваучерами, красивые бумажки стремительно обесценивалась, и вскоре пришло тошнотворное понимание, что нас всех, попросту говоря, облапошили.
Квартиры все еще давали очередникам. Очередь – на четверть века вперед. Зато появилась «возможность» приобрести по рыночной цене. Средняя зарплата позволяла это сделать, если копить лет сто.
Я не мог понять: то ли я дурак, то ли свершается нечто чудовищное. Кто так взвинтил цены, что для покупки жилья не хватит всей человеческой жизни? Каким таким чудом в наше время, в нашем городе, строить семью?
Как лично мне, молодому-здоровому, дальше жить?
Родители изумились, увидев меня в калитке своей дачи. Мутное объяснение, почему я здесь и, к тому же, один, приняли с вежливой фальшью. Я понимал, не стоит тянуть, но не мог подступиться к настоящей цели визита и слонялся по саду, а они за мною следили, будто за зигзагами шаровой молнии.
Подоспел и обед. Уселись за стол. Дружная семья. Знакомая сервировка. Все как всегда, нет никакого повода волноваться. Зелень своя, прямо с грядки. Чеснок зол и сладок, борщ удался. А котлетки-то, котлетки. Мои любимые.
Наконец, я откашлялся…
– Папа… мама… я приехал не просто так…
Они притихли.
– Нужно решить одну проблему…
Окаменели.
– Я долго думал. И пришел к выводу… Мне тяжело это вам предлагать, но я не вижу другого выхода. Как ни крути, мы теперь две семьи… Семья – это отдельная жизнь, согласитесь. Но вы же знаете, перспективы практически нет. В общем, нам нужно подумать, как бы нашу квартиру… общую нашу квартиру… разменять.
Переглянулись. Уткнулись в тарелки. Продолжили есть с преувеличенным аппетитом.
– Этого не будет, – отрезала мама.
– Мы вас не гоним, – добавил отец.
Судя по слаженности ответов, они давно все решили. Я помрачнел:
– Вы хотите смерти моей любви?
Заулыбались. Взрослые люди, для которых любовь – лишь повод к улыбке. Меня взбесил их умудренный цинизм. Я поднялся из-за стола.
– Ну вот что… Вы, конечно, мои родители, я вас уважаю. Не хотите помочь, так и скажите, не обижусь. Хоть это и трудно и, кажется, невозможно, я все равно буду строить семью. Но если вы откажете… вы рискуете больше меня не увидеть!
С обеда разошлись скорбно, как с похорон. Знойная тишь навалилась, давила на мозг. Птицы не пели, собаки не лаяли, коровы не мычали вдали. Ни мух, ни пчел. Мир затаился, оцепенело чего-то ждал.
Игорь Белисов, автор элегического «Счастье неизбежно», продолжает раскрываться как последовательный лирик. Его главная тема – отношения между женщиной и мужчиной.«Скорпион самки» – это мужчина глазами женщины.Возможно ли найти суженого на всю жизнь? Где он, настоящий и безупречный? И как самой, в эпоху утвердившегося равноправия полов, не потерять своего природного предназначения? Сквозь трагифарсовую интонацию повествования проступает драма современных мужчины и женщины, как сквозь суету дурманящих слов и одуряющих дел проявляется единственное, что действительно важно – Любовь и Смерть.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.