Скорпионы в собственном соку - [66]
– Понимаю… По правде говоря, на твоем месте я бы сделал что-то подобное. В конце концов, в нас течет примерно одна и та же кровь… Я должен был поверить своему первому интуитивному ощущению в шале, когда ты пришел ко мне в овечьей шкуре, и прямо там пустить тебе пулю в лоб.
– Ты всегда знал, что я хочу убить тебя?
– Полагаю, да. После происшествия в баре Байонны – быть может, уже нет… Я не знаю. Я был с тобой неосторожен и сентиментален, племянник, а теперь мне предстоит заплатить за это.
Пока я дотачивал ятаган, мы вместе прикончили бутылку.
Я рассказал ему об основном: о тринадцати годах черноты, на протяжении которых я только и делал что слушал и думал, о его визите ко мне в Альсо вместе с Кресенсио и о клятве мести.
– В общем… Как бы там ни было, начинай пытать меня. Каким бы медленным ни было то, что ты мне приготовил, чем раньше мы начнем, тем быстрее закончим.
Меня обезоружили его смирение и храбрость.
Я подумывал было отрезать ему язык, чтобы он не выл, и прижечь ему рану, чтобы он не терял кровь. А потом завязать ему глаза или вырезать их, чтобы он лучше понял, что причинил мне, и пытать его, отрезая ятаганом по кусочку мяса, а также колотя молотком. Те самые, или примерно те самые, пытки, которым я мысленно сотни раз подвергал его, когда еще не знал, вернусь ли когда-нибудь к жизни, теперь я собирался воплотить в реальность. Он был все тем же сукиным сыном, но достоинство, с каким он держался перед палачом, сломало или спустило во мне неизвестную внутреннюю пружину и предопределило мои последующие действия.
Я попросил его открыть рот, чтобы все упростить.
Пуля девятимиллиметрового калибра прошила его мозг и вышла из черепа через теменную кость.
Я зарядил карабин «Ремингтон», составлявший часть моего арсенала, патронами из тех, что в Европе используют для охоты на кабанов. Я стрелял в рот трупу бербера до тех пор, пока не убедился в том, что раздробил ему все зубы.
Молотком я разбил теменную кость черепа дяди Пачи, чтобы скрыть отверстие от пули.
Я закопал все, кроме своего пистолета, ятагана и канистры с бензином.
Сложив оба трупа в джип, я вернулся на шоссе и снова поехал в направлении больницы.
Кругом не было видно ни души, но я должен был действовать быстро.
Я нажал на газ и направил джип на придорожные скалы и выпрыгнул в последний момент.
Я получил множество ушибов.
Джип перевернулся, но не загорелся. Я посадил бербера на свое место, место водителя, а дядю Пачи – рядом, на пассажирское. Я полил трупы и машину бензином и поджег.
Единственное, по чему можно будет распознать трупы, – это челюсти Тартало и, конечно же, его стеклянный глаз.
В Буире я купил новую одежду и сел в автобус до Эль-Кефа, а это уже Тунис.
Неделю я отдыхал в отеле в Бизерте, на побережье, а потом вернулся в Испанию.
Такси, набирая скорость, едет по шоссе в направлении Соросы, но я не узнаю ничего, что вижу из окна.
Ночь стала темнее, отсутствует какое-либо освещение.
И вдруг исчезли все машины. Белое такси – единственное, что двигается по этой нереальной дороге.
– Будьте откровенны. В действительности вы не так уж удивились, когда я проехал мимо больницы? – говорит мне таксист.
– Не очень, должен признаться. Кто вы?
– Вы правда не догадались? Сначала подумайте о своих делах, вспомните до конца историю вашего друга, которая сливается с настоящим, так сказать. И тогда вы окончательно поймете.
39
В Альсо меня ждал сюрприз, оставивший меня довольно-таки равнодушным.
Мой дом был разрушен, он сгорел до самого фундамента. На самом деле подожгли здание рядом, принадлежавшее моим соседям (которые со мной не разговаривали), а огонь перекинулся на мой дом.
Вероятнее всего, это было дело рук сыновей Чистагарри, семьи, враждовавшей с Сулапе, моими соседями, со времен карлистских войн. Но в моей деревне действовал закон omertа,[128] и посильней, чем на Сицилии, так что все сделали вид, что это просто трагическая случайность.
Мои корни были вырваны из земли, и я налегке уехал из Альсо, чтобы никогда не возвращаться.
Я снял жалкую малюсенькую квартирку в Каско-Вьехо, в Бильбао, на шумной улице Барренкалье.
Я выходил из этого квартала только для того, чтобы наведаться в «Твинз» и там напиться или в «Ла-Паланку», где обретались самые потасканные шлюхи, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь весомого.
Йосеан Аулкичо уже не тренировал «Атлетик» Бильбао, с 1985 года он занимался «Бетисом» и жил в Севилье.
Однажды утром в июне 1987 года я случайно увидел в газете интервью, которое заставило заработать все мои сигнальные устройства. Это была глупая игра в вопросы и ответы с епископом Бильбао Кресенсио Аиспуруа.
Приятный сюрприз. Я не знал о возвращении Кресенсио из Соединенных Штатов и тем более о том, что он стал епископом своего города.
По фотографии, сопровождавшей текст, я мог судить, что он превратился в пожилого господина (ему было уже пятьдесят семь); но глазки, полные похоти, выдавали его.
В интервью, наряду с другими глупостями, его преосвященство говорил, что очень увлекается японской кухней и что он в восторге от сашими. Я невольно представил, как он жрет живьем длинного и толстого угря, на манер глотателя шпаг.
«Трактат о похмелье», по словам самого автора, своего рода «руководство по выживанию для тех, кто пьет сверх всякой меры». Очень занимательная и веселая книга, где с «научной» точки зрения рассматривается огромное многообразие всех видов и подвидов похмелья, а также даются «практические» советы, как с ним бороться.
Хуан Бас профессиональный киносценарист. Работал с журналами «Плейбой» и «Пентхауз», там же опубликовал свои первые рассказы. В 1999 г. выходит его первая книга «Тайные страницы истории», а в 2000 г. вторая, «Таверна Трех Обезьян», тут же замеченная испанской критикой; в том же году книга переводится на португальский, немецкий, французский.«Таверна Трех Обезьян (и другие рассказы о покере)» – это четырнадцать новелл, совершенно разных по жанру (мистика, готический ужас, эсперпенто, фантастика, детектив, эротика, вестерн, т.д.), но объединенных одним общим «действующим лицом» – покером.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.