Сколопендр и планктон - [35]
Антиох, облачившийся в черное, — во многом, чтобы казаться старше, ибо он предвидел, как все сложится, — время от времени протискивался к закускам и добывал себе что-нибудь из съестного — ровно столько, чтобы не дать с голодухи дуба. Видаля, благодаря его темно-синему костюму, тоже с грехом пополам подпускали к столу, а вот Эммануэль вместе с разными там юнцами получил от ворот поворот.
Зизани, зажатая со всех сторон мымрами, которые донимали ее язвительными комплиментами, похоже, постепенно смирялась с обстоятельствами.
Полквост скользнул к официантам за стол с закусками, чтобы, ясное дело, понаблюдать за происходящим. Он жевал без устали, как кролик. Время от времени он подносил руку к карману, потом, словно закашлявшись, ко рту, и снова принимался усердно жевать. Таким образом ему удавалось брать еду непосредственно со столов не так часто. Достаточно было не забывать наполнять карманы. На гостей он глядел без интереса: правительственного Уполномоченного не было, да и про спецификции не с кем было перемолвиться.
Майор подпирал стену в углу.
Он все понимал.
И мучился.
Эммануэль, Видаль и Антиох тоже мучились, глядя, как мучается Майор.
А празднество между тем продолжалось — среди корзин с лилиями и астратами из Габона, которыми Майор украсил комнаты.
Молодняк расползся по мышиным норам, так как серьезная публика никак не могла нажраться.
Официанты десятками вносили ящики с шампанским, но оно словно улетучивалось, так и не доходя до друзей Зизани, которые все больше скукоживались, уподобляясь сушеным овощам.
Наконец Майор подал Антиоху тайный знак, тот прошептал что-то Видалю с Пижоном, и все четверо скрылись в направлении ванной.
Эммануэль остался на стреме.
Часы показывали семнадцать пятьдесят две.
Глава XII
В семнадцать часов пятьдесят три минуты нажравшийся до отвала Полквост с еще более недовольным, чем обычно, видом (если только такое возможно) взял свой белый шелковый шарф, черное пальто, черную шляпу, схватил портфель и, не попрощавшись ни с кем, вышел вон. Оставив жену в гостях, он отправился в НКУ, дожевывая на ходу остатки торта.
В семнадцать часов пятьдесят девять минут мужской голос позвал Эммануэля, и тот исчез в ванной. В восемнадцать часов пять минут он вышел из ванной и принялся незаметно закрывать все ходы-выходы из квартиры.
В восемнадцать часов одиннадцать минут из ванной собственной персоной вышел Майор. Некоторое время спустя он вернулся туда уже в сопровождении шести ребят покрепче.
Те, в свою очередь, вывалились из ванной в восемнадцать часов тринадцать минут и по всем правилам искусства внедрились в толпу приглашенных.
Зизани Майор укрыл в безопасном месте — запер в уборной.
В восемнадцать двадцать две операция началась.
Дежуривший при проигрывателе остановил его и спрятал пластинки под шкаф.
И тут же шестеро амбалов, сняв пиджаки и закатав рукава рубашек, вооружились массивными кухонными стульями из бука и шеренгой двинулись к столу с закусками. По команде Майора шесть стульев обрушились на первый ряд господ в рединготах, которые приняли было все эти молниеносные приготовления за странную ребячью забаву.
Троих уложили на месте. Бородач с золотой часовой цепочкой заблеял, как коза, и был немедленно взят в плен. Двое других поднялись и в панике отступили к официантам.
Еще более прицельные удары стульями сразили наповал второй ряд противника.
Остальные огольцы тоже в стороне не стояли. Они затащили мымр на кухню, перевернули их вверх тормашками и засыпали им волосатые промежности кайенским перцем, распугав там всех пауков.
Окончательное обращение рединготов в бегство было делом нескольких минут. Сопротивление было сломлено. Остриженных наголо и перемазанных черной ваксой пленников спустили с лестницы. Мымры носились как угорелые в поисках ведра с холодной водой, куда можно было бы сесть.
Немногочисленные трупы свободно уместились в мусорном ящике.
Майор пошел за Зизани. Посреди развороченного поля битвы он обнял невесту и обратился с речью к своему отважному войску:
— Друзья! Мы нанесли врагу сокрушительное поражение. Зануды свое получили. Впрочем, некогда языком молоть. Надо действовать. Оставаться тут нельзя, здесь такой бедлам. Соберите всю жратву, покайфуем где-нибудь в другом месте.
— Айда к моему дяде! — предложила темноволосая красотка. — Дома его нет. Там одни слуги.
— Он что, путешествует? — спросил Майор.
— Нет, он в мусорном ящике! — ответила девушка. — А тетка вернется из Бордо только завтра вечером.
— Отлично! Итак, господа, за работу. Двое парней берут проигрыватель, один — пластинки, десять — шампанское. Дюжина девиц хватают пироги и торты. Остальные уносят лед, водку, коньяк. На все про все пять минут.
Пять минут спустя квартиру Зизани покинул последний парень, сгибаясь под тяжестью огромного куска льда, с которого ему за шиворот капала вода.
Антиох запер дверь на два оборота.
Майор шел во главе отряда. Рядом — Зизани. Следом — штаб (шутка).
— За мной к дяде! — кричал Майор.
Он бросил прощальный взгляд назад, и процессия решительно устремилась к бульвару. В арьергарде таял лед.
Четвертая часть
Любовь к буги-вуги
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».
Это второй, после «Я заплюю ваши могилы», роман, вышедший в 1948 году под псевдонимом «Вернон Салливен», осужденный в 1950 и отправленный на костер вместе с первой книгой. В высшей степени характерное для Салливена произведение: роман, отвергнутой по соображениям морали, граничащей с глупостью.Секс, кровь, смерть — как в любой великой книге, заслуживающей уважения.И много остроумия — ведь книга написана Борисом Вианом.
Борис Виан писал прозу и стихи, работал журналистом, писал сценарии и снимался в кино (полтора десятка фильмов, к слову сказать), пел и сочинял песни (всего их около четырех сотен). Редкий случай, когда интеллектуальная проза оказывается еще и смешной, но именно таково главное произведение Бориса Виана «Пена дней». Увлекательный, фантасмагорический, феерический роман-загадка и сегодня печатается во всем мире миллионными тиражами. Не случайно Ф. Бегбедер поставил его в первую десятку своего мирового литературного хит-парада. В настоящее издание также вошли романы «Осень в Пекине», «Сердцедёр», «Красная трава», сборник рассказов «Мурашки» и два произведения, написанные Вианом под псевдонимом Вернон Салливан: «У всех мертвых одинаковая кожа» и «Я приду плюнуть на ваши могилы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Старый знакомец рассказал, какую «змеюку» убил на рыбалке, и автор вспомнил собственные встречи со змеями Задонья.
«Покойная моя тетушка Анна Алексеевна любила песни душевные, сердечные. Но вот одну песню она никак не могла полностью спеть, забыв начало. А просила душа именно этой песни».
«…Впереди еще есть время: долгий нынешний и завтрашний день и тот, что впереди, если будем жить. И в каждом из них — простая радость: дорога на Калач, по которой можно идти ранним розовым утром, в жаркий полудень или ночью».
Старуха умерла в январский метельный день, прожив на свете восемьдесят лет и три года, умерла легко, не болея. А вот с похоронами получилось неладно: на кладбище, заметенное снегом, не сумел пробиться ни один из местных тракторов. Пришлось оставить гроб там, где застряли: на окраине хутора, в тракторной тележке, в придорожном сугробе. Но похороны должны пройти по-людски!
Что такого уж поразительного может быть в обычной балке — овражке, ложбинке между степными увалами? А вот поди ж ты, раз увидишь — не забудешь.