Сколько золота в этих холмах - [50]

Шрифт
Интервал

Один раз я спросил, как они узнали, что это мои ба и ма – ведь они были мертвы, а мертвецы не говорят. Он прикоснулся к моим глазам. Потом приложил пальцы к уголкам своих, оттянул их, так что они сузились.

Вот в чем дело, девочка Люси: как и ты, я никогда не рос среди людей, которые были бы похожи на меня. Но это не оправдание, и ты им не пользуйся. Если у меня и был ба, то он был солнцем, которое согревало меня большую часть дней, и лупило меня до седьмого пота в другие дни; если у меня и была ма, то она была травой, на которой я мягко спал. Я вырос на этих холмах, и они воспитали меня: ручьи, каменные уступы, долины, где дубы росли так густо, что казались единым целым, но позволяли мне, тощему и ловкому, проскальзывать между стволов и проникать в пустую середину, где ветки сплетали зеленый потолок. Если я принадлежал к какому-то народу, то я видел их лица в зеркалах луж, вода которых была так прозрачна, что показывала точную копию этого мира: еще один ряд холмов и небо, другого мальчика, смотревшего на меня такими же, как у меня, глазами. Я вырос, зная, что принадлежу этой земле, девочка Люси. Ты и Сэм тоже, и не важно, как вы выглядите. И не позволяй никому с исторической книгой говорить тебе что-то другое.

* * *

Но я отошел от главного. Ни к чему останавливаться на мелких историях, которыми я тебя всегда кормил, потому что ты была ребенком.

Да, теперь все изменилось. Ты считала меня жестоким? Теперь ты знаешь правду, стоящую за этим: мир куда как жестче. Это несправедливо, но у тебя и Сэм время для взросления измеряется не годами. Может быть, только эти ночи и есть у вас. Может быть, только то, что я могу тебе рассказать.

Шли годы, и я почти забыл про тот желтый камень. До одного дня в сорок девятом году, когда мы проснулись под громкий шум, потом возникли облака пыли, потом вода в реке рядом с нашей стоянкой побурела, потом почернела. Мы проснулись, когда вокруг появились фургоны с людьми, когда стали падать деревья под ударами топоров и расти здания. Старики с моей стоянки не желали обращать на это внимание, пока уже не стало слишком поздно. Не осталось ни рыбы в реках, ни дичи в лесах для охоты, для еды. Они не стали сопротивляться – они ушли. Кто-то отправился на юг, кто-то перевалил через горы, некоторые направились в прохладные травяные болота ждать смерти. Понимаешь, разрушение было слишком велико.

Один Билли остался со мной. И, как и в 42-м, мы отправились на поиски золота.

Но слишком поздно. Легкое золото уже все выбрали. А для добычи того, что осталось, требовались целые команды людей и телеги с динамитом. Нам пришлось мыть посуду, подметать в салунах. Помогло то, что Билли научил меня писать.

Казалось, я проснулся в 49-м и все мои мечты были о золоте: о том, как оно подмигнуло мне, проскользнув мимо моих пальцев, семь лет назад. Я стал планировать, когда научился это делать. Нашел несколько крупинок, которые ничего не стоили.

Я видел, как жестоко владельцы шахт – «золотые тузы» – обходятся со своими работниками. Люди теряли ноги во время взрывов, их заваливало породой. Люди стреляли друг в друга, воровали, устраивали поножовщину, голодали, когда не было ни денег, ни еды. Десятки людей каждый месяц разворачивались и уходили на восток. Но вместо них приходили сотни других. И лишь немногих ждала удача, немногие становились золотыми тузами.

Однажды вечером в пятидесятом году один из таких золотых тузов, владевший самыми крупными шахтами – самый жирный и богатый из всех, – зашел в салун.

– Эй, ты. Иди сюда. Нет, не ты. Ты, парнишка с забавными глазами.

Билли остался стоять, где стоял. Я подошел.

– Это у тебя настоящие глаза, парень? Или ты какой-то недоумок?

Вблизи я видел, что этот богатей, несмотря на весь свой жир, ненамного старше меня. Я ему сказал, что я никакой не недоумок, руки, сжатые в кулаки, я держал за спиной. В тот год я узнал о том, что можно говорить кулаками вместо слов, когда люди недоброжелательно смотрят на меня. Это позволяло мне не повторяться. Но человек передо мной был не один. За его спиной стоял вооруженный провожатый в черном.

– И ты умеешь писать? Читать? Только не ври мне.

Я сказал ему, что меня научил Билли. Я подозвал Билли, но богатей даже не посмотрел на него. Он сказал, что у него есть работа для меня. Молодой и мягкотелый, каким я был, я не спросил у него, почему он выбрал меня. Пусть это будет тебе уроком, девочка Люси. Всегда спрашивай «почему». Всегда узнавай, что именно им нужно от тебя.

Золотой туз сказал, что настанут времена, когда холмы будут выхолощены. Когда люди будут приезжать с семьями и обосновываться здесь. Им понадобятся припасы. Дома. Еда. Он хотел проложить на Запад железную дорогу, соединявшую долины и океан. Для этого ему требовались дешевые рабочие руки. И он получил целый корабль рабочих рук.

Конечно, сказал я ему. Я могу отправиться на побережье и привезти его рабочих. Конечно, я могу поговорить с ними от его имени.

По правде говоря, я едва понимал половину из того, что говорил тот богатей. Я никогда не видел поезда, не знал пути к океану, о котором он говорил, не знал, откуда взялись эти рабочие руки. Но я понимал, что у него есть власть. Я не задавал вопросов. У него были золотые часы размером с мою ладонь – он ими поигрывал, разговаривая со мной. Он был достаточно жирен, чтобы я мог прилипнуть к его богатству, как клещ. Через него я смог понять, чтó выскользнуло из моих мальчишеских пальцев, чтó всегда принадлежало мне – разве не мы с Билли первыми прикоснулись к золоту?


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Ночной сторож

В основе книги – подлинная история жизни и борьбы деда Луизы Эрдрич. 1953 год. Томас работает сторожем на заводе недалеко от резервации племен. Как председатель Совета индейцев он пытается остановить принятие нового законопроекта, который уже рассматривают в Конгрессе Соединенных Штатов. Если закон будет принят – племя Черепашьей горы прекратит существование и потеряет свои земли.


Новые Дебри

Нигде не обживаться. Не оставлять следов. Всегда быть в движении. Вот три правила-кита, которым нужно следовать, чтобы обитать в Новых Дебрях. Агнес всего пять, а она уже угасает. Загрязнение в Городе мешает ей дышать. Беа знает: есть лишь один способ спасти ей жизнь – убраться подальше от зараженного воздуха. Единственный нетронутый клочок земли в стране зовут штатом Новые Дебри. Можно назвать везением, что муж Беа, Глен, – один из ученых, что собирают группу для разведывательной экспедиции. Этот эксперимент должен показать, способен ли человек жить в полном симбиозе с природой.


Девушка, женщина, иная

Роман-лауреат Букеровской премии 2019 года, который разделил победу с «Заветами» Маргарет Этвуд. Полная жизни и бурлящей энергии, эта книга – гимн современной Британии и всем чернокожим женщинам! «Девушка, женщина, иная» – это полифония голосов двенадцати очень разных чернокожих британок, чьи жизни оказываются ближе, чем можно было бы предположить. Их истории переплетаются сквозь годы, перед взором читателя проходит череда их друзей, любовников и родных. Их образы с каждой страницей обретают выпуклость и полноту, делая заметными и важными жизни, о которых мы привыкли не думать. «Еваристо с большой чувствительностью пишет о том, как мы растим своих детей, как строим карьеру, как скорбим и как любим». – Financial Time.


О таком не говорят

Шорт-лист Букеровской премии 2021 года. Современный роман, который еще десять лет назад был бы невозможен. Есть ли жизнь после интернета? Она – современная женщина. Она живет в Сети. Она рассуждает о политике, религии, толерантности, экологии и не переставая скроллит ленты соцсетей. Но однажды реальность настигает ее, как пушечный залп. Два коротких сообщения от матери, и в одночасье все, что казалось важным, превращается в пыль перед лицом жизни. «Я в совершенном восторге от этой книги. Талант Патриции Локвуд уникален, а это пока что ее самый странный, смешной и трогательный текст». – Салли Руни «Стиль Локвуд не лаконичный, но изобретательный; не манерный, но искусный.