Сколько золота в этих холмах - [40]

Шрифт
Интервал

– Он сказал когда? – спрашивает ба.

– Я его уговорила. – Рот ма передергивает, словно ей в рот попала какая-то дрянь. – Умолила, точнее сказать. Он даст нам еще месяц. Даньши[58] платеж в следующий раз удвоится.

– И что ты ему сказала?

– Бе гуань…[59]

– Что ты ему обещала?

– Я улыбалась и говорила ему приятности. Сказала, что мы заплатим сверху. – Ма нетерпеливо дергает головой. – Такими, как он, легко манипулировать. – Ба сжимает руки за спиной. Он начинает говорить, но ма говорит громче, как делает это, если Сэм устраивает истерики. – Это не имеет значения. Гао суво, что мы будем делать? Мы накопили недостаточно. К тому же ребенок вскоре появится. Что дальше?

«Что дальше?» – этот вопрос ма задавала каждый раз, когда они покидали очередное место, очередную шахту, когда иссякали надежда и деньги. Ба бормочет что-то, потом становится мрачным, потом выходит из дома проветриться, и, когда возвращается на следующее утро, от него несет раскаянием и виски. Он никогда не давал прямых ответов. До этого времени.

– Мы пойдем, – говорит он, надевая на палец ма самородок.

Вес золота оттягивает руку ма вниз. Она подносит дрожащие пальцы к лицу.

– Наша Люси гений в том, что касается золота, – говорит ба. – Мы уедем через месяц, если будем работать быстро. И обоснуемся на нашей собственной земле, выкупленной по закону. Все пятеро обоснуемся.

Ма взвешивает самородок на ладони. В ее руке он больше, чем где бы то ни было, похож на яйцо. Ее губы двигаются, она считает.

– Я положил глаз на землю в восьми милях отсюда в сторону океана. Между двумя холмами, сорок акров, много тропинок для верховой езды и великолепнейший маленький пруд.

– У нас будут лошади? – говорит Сэм, вставая.

– Конечно. Конечно. И… – ба поворачивается к Люси. – Достаточно близко, чтобы ты скакала в школу на быстрой лошади. Хотя я понять не могу зачем… – Он обрывает себя. И говорит просто: – Если захочешь.

Люси знает, сколько сил понадобилось ему, чтобы произнести эти слова. Она тянется к его руке.

– А что касается твоей ма…

Ма вскидывает голову. Она закончила расчеты.

– Гоу лэ[60]. Этого достаточно.

– Постой-ка. Я знаю, ты возбуждена, цинь ай дэ, но нам еще предстоит несколько недель работы. Я у тебя спрашивал, сколько стоит…

– Не эта земля. – Таинственная улыбка искривляет губы ма, растягивает их шире, чем когда-либо видела Люси прежде. Рот ма раскрывается. Внутри сверкание. – Кое-что гораздо лучше. Этого хватит на пять билетов на корабль.

* * *

Рассказчиком всегда был ба. Ма раздавала инструкции, упреки, насмешки, факты, звала на обед, пела колыбельные. Она не рассказывала историй про себя. Теперь она наконец собирает их всех вокруг своего матраса.

История, которую ма носила в себе, больше, чем ребенок, больше, чем запад, больше, чем весь мир, в котором родилась Люси. Внутри ма есть место для широких мощеных улиц и низких красных стен, туманов и садов камней. Там растут горькие лимоны и такие жгучие перцы, что они могли бы поджечь эту сухую траву. Это место называется «дом». Голос ма так начинен тоской, что Люси почти не понимает ее. Слово «дом» звучит как сказка, которую ма читает из тайной четвертой книги, написанной изнутри на ее закрытых веках. Ма говорит о фруктах, которые созревают в форме звезд. О зеленых камнях, которые тверже и встречаются реже, чем золото. Она называет непроизносимое имя гор, в которых родилась.

Руки Люси становятся липкими. Старое чувство потерянности. В историях ба она узнает землю, в которой выросла. Холмы в историях ба – эти холмы, только зеленее, эта тропа, но населенная множеством существ. Место, о котором говорит ма, непознаваемо. Даже имена, которые она называет, соскальзывают с языка Люси или завязываются на нем узлом.

– А что со школой? – спрашивает Люси.

– Мэй гуаньси[61]. – Ма смеется. – Там есть школы. Больше, чем эта маленькая провинциальная.

Ма предлагает ба тоже рассказать. Про фрукт, который называется «глаз дракона», и про туман в горах, и о рыбе, которую готовят на гриле в порту в летний день.

Но ба вместо этого говорит:

– Цинь ай дэ, я думал, мы решили остаться здесь. Клочок земли, который будет принадлежать нам.

Ма качает головой, так что кровь приливает к ее щекам.

– Не все можно купить на золото. Эта земля никогда не будет нашей. Ничжидао. Я хочу, чтобы наш мальчик вырос среди своих. – Она сжимает самородок между грудями, словно это и в самом деле яйцо, которое она хочет высидеть теплом своей убежденности. – Чжэй гэ[62] означает, что мы можем уехать. Как только он родится. Мы доберемся до места, прежде чем я отниму его от груди. Сян сян[63]: первый вкус в его рту будет вкусом дома. Ты обещал. – Мелодичность ее голоса усиливается. – Ты обещал, что мы вернемся к нашему народу.

И тут Сэм голосом, хриплым от болезни, говорит:

– Какому народу?

– К народу, такому, как ты, нюй эр, – говорит ма, убирая волосы с потного лица Сэм. – Пересечь океан – как увидеть сон… Путешествовать по воде проще, чем путешествовать в фургоне, бао бэй. Ты будешь как принцесса, уснувшая от колдовства. Ты проснешься в лучшем мире.

Но Люси читала эту историю, как ночной кошмар. Она снова спрашивает про школу. Сэм спрашивает про лошадей. Люси спрашивает про уроки, поезда, а Сэм – про бизонов. Ма морщится, словно порезалась.


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Ночной сторож

В основе книги – подлинная история жизни и борьбы деда Луизы Эрдрич. 1953 год. Томас работает сторожем на заводе недалеко от резервации племен. Как председатель Совета индейцев он пытается остановить принятие нового законопроекта, который уже рассматривают в Конгрессе Соединенных Штатов. Если закон будет принят – племя Черепашьей горы прекратит существование и потеряет свои земли.


Новые Дебри

Нигде не обживаться. Не оставлять следов. Всегда быть в движении. Вот три правила-кита, которым нужно следовать, чтобы обитать в Новых Дебрях. Агнес всего пять, а она уже угасает. Загрязнение в Городе мешает ей дышать. Беа знает: есть лишь один способ спасти ей жизнь – убраться подальше от зараженного воздуха. Единственный нетронутый клочок земли в стране зовут штатом Новые Дебри. Можно назвать везением, что муж Беа, Глен, – один из ученых, что собирают группу для разведывательной экспедиции. Этот эксперимент должен показать, способен ли человек жить в полном симбиозе с природой.


Девушка, женщина, иная

Роман-лауреат Букеровской премии 2019 года, который разделил победу с «Заветами» Маргарет Этвуд. Полная жизни и бурлящей энергии, эта книга – гимн современной Британии и всем чернокожим женщинам! «Девушка, женщина, иная» – это полифония голосов двенадцати очень разных чернокожих британок, чьи жизни оказываются ближе, чем можно было бы предположить. Их истории переплетаются сквозь годы, перед взором читателя проходит череда их друзей, любовников и родных. Их образы с каждой страницей обретают выпуклость и полноту, делая заметными и важными жизни, о которых мы привыкли не думать. «Еваристо с большой чувствительностью пишет о том, как мы растим своих детей, как строим карьеру, как скорбим и как любим». – Financial Time.


О таком не говорят

Шорт-лист Букеровской премии 2021 года. Современный роман, который еще десять лет назад был бы невозможен. Есть ли жизнь после интернета? Она – современная женщина. Она живет в Сети. Она рассуждает о политике, религии, толерантности, экологии и не переставая скроллит ленты соцсетей. Но однажды реальность настигает ее, как пушечный залп. Два коротких сообщения от матери, и в одночасье все, что казалось важным, превращается в пыль перед лицом жизни. «Я в совершенном восторге от этой книги. Талант Патриции Локвуд уникален, а это пока что ее самый странный, смешной и трогательный текст». – Салли Руни «Стиль Локвуд не лаконичный, но изобретательный; не манерный, но искусный.