Сколько золота в этих холмах - [25]

– Сегодня вечером, – добавляет Сэм с усмешкой. И тогда Сэм бросается прочь, но натыкается на ба, который появляется в чистой одежде, с топором, на поясе у него висит револьвер. Сэм, как обычно, просит, чтобы он взял ее с собой.

* * *

Некоторое время спустя из дверей походкой сомнамбулы выходит ма.

Люси думает, что ма направляется по малой нужде, но Сэм машет сестре, чтобы она шла следом. Люси оставляет свою книгу, не вложив закладку. В любом случае она столько раз перечитала три семейные книги сказок, что все картинки выцвели, лицо принцессы превратилось в пятно, поверх которого она может воображать собственное лицо.

Внизу в долине – точки далеких огоньков. Ма отворачивается от них. Она направляется на клочок земли за их хибарой, где разглядеть что-либо довольно сложно. Там она роется в земле голыми руками, словно надеясь найти овощи в огороде, пока так и не засаженном ба. Низкое неженское кряхтение – потом она вытаскивает что-то.

Невидимые ей, спрятавшиеся Люси и Сэм тоже присели. Вечер теплый, спина у Люси потеет. Она видит белую полоску на шее ма, лопатки, выпирающие под одеждой. Потом она слышит, как ма что-то жует. Ма становится вполоборота, в руке у нее что-то длинное. Морковка? Батат? Из-за налипшей земли не разобрать.

– Что это? – шепчет Люси.

– Земля, – говорит Сэм.

Этого не может быть. Ма корит Сэм за то, что та подбирает еду с пола, ма два раза протирает каждую тарелку – один раз для сухости, другой – для блеска. И все же темные земляные пятна отчетливо видны на щеках ма. Но Сэм не вполне права. Ма лижет, пока не обнажается поверхность того, что она держит в руке, потом появляется круглый сустав, отливает белым светом. Она держит кусок кости.

– Нет, – говорит Люси, говорит громче, чем намеревается. Ее вскрик заглушен хрустом.

Сэм наблюдает за происходящим, кажется, что тьма ей нипочем, нипочем земля и затасканная юбка, распустившаяся косичка. Люси отводит глаза, она не хочет видеть, что еще может съесть ма: земляных червей, камушки, древние прутики, выкопанные яйца и лиственную плесень, скрежет жучиных ножек. Пир из волглых тайн земли.

* * *

Прежде ма и Люси хранили секреты друг друга. Каждый день ба и Сэм исчезали в сумерках на фургонной тропе – уходили на разведку или на охоту. И каждый день Люси и ма оставались вдвоем среди холмов, лишенных звуков. В просторную, просторную тишину проливала Люси свои страхи – она боится мула, она украла нож у ба, она завидовала Сэм… Ма впитывала слова Люси, а ее кожа впитывала в себя позолоту предвечерья. Ма знала, как хранить тайны в тишине, иногда приборматывала что-то, иногда наклоняла голову, иногда гладила руку Люси. Ма слушала.

Ма, в свою очередь, рассказывала Люси, как она растирала руки салом, чтобы они были мягкими, какие трюки она использовала, торгуясь с мальчиком мясника, как выбирала со всем тщанием кусочек получше, с кем дружила. В эти мгновения Люси знала, что ма больше всех любит ее. Пусть у Сэм волосы ма, ее красота, зато ма и Люси были соединены словами.

Но в эту ночь Люси замыслила предательство. Она лежит без сна, долго после того, как Сэм начинает храпеть. Ей не уснуть. Стоит ей закрыть глаза, как в них начинает просачиваться, словно лунный свет, сияние зубов ма. Когда внизу скрипит открывающаяся дверь, Люси машет ба, просит его подойти.

– Повтори-ка, – говорит ба, когда Люси заканчивает свой рассказ. Он стоит на прикроватной лестнице, его заговорщицкое лицо вровень с ее. – Мань мань дэ[25]. Что она ела?

На его лице появляется странная ухмылка, когда Люси спрашивает, не следует ли им открыть сундук ма. В сундуке ткани и сушеные сливы, а самое главное – пахучие, горькие лекарства, из которых ма заваривает целительные бульоны.

– Спи, – говорит ба и спускается. – Твоя ма не больна. Я готов поставить на это кучу денег.

Люси дожидается, когда он исчезнет из виду, потом скатывает матрас, чтобы можно было смотреть через отверстие в основании кровати. Внизу она видит ма, ссутулившуюся в кресле, ба, который подходит к ней, собираясь ее разбудить. Первыми открываются глаза ма. Потом рот.

Ма начинает бранить его.

Люси никогда не слышала, чтобы ма бранилась, но теперь она начинает понимать, что ночь – иная территория. Сколько лет и веков были проглочены с теми костями? Достаточно, чтобы в эту ночь казалось, будто из горла ма льется поток чего-то иного. Чего-то неимоверного, неблагородного. «История», – думает вдруг Люси, вспоминая пьяницу, который плюнул на их фургон два городка назад. Пока ба и ма смотрели вперед, пьяница кричал о земле и праве на нее, о том, кому она принадлежит по закону и что должно быть захоронено. Люси не помнит точных слов, сказанных этим человеком, но в разлетающихся изо рта ма брызгах слюны, в срывающемся голосе она видит и слышит то страшное существо. Наверное, это история.

Ма спрашивает, который час. Она называет ба лжецом. Она спрашивает, сколько тут может быть вдов. Обвиняет его в том, что он опять играет в азартные игры.

Когда она замолкает, чтобы перевести дыхание, ба говорит:

– Ты ела землю.

Ма подтягивает одеяло повыше, наверное, чтобы скрыть грязь под ногтями. Ткань, скользя по сухим рукам, издает звук, подобный тому, что слышен, когда змея сбрасывает кожу.