Скифские империи. История кочевых государств Великой степи - [90]

. По словам его персидского историка, после разговора, расставаясь со своим прежним близким другом, Тимур проливал слезы; и шейх, опасаясь, что воспоминания об их давней дружбе преодолеют его благоразумие и гнев и что он позволит негодяю избежать кары только для того, чтобы снова восстать против него, приказал подкараулить Хусейна и убить его в укромном месте, прежде чем он успеет далеко уйти. Но хотя Тимур обошелся с эмиром Хусейном столь милостиво, других мятежников постигло куда более суровое наказание; двоих сыновей Хусейна, попавших ему в руки, сожгли, а прах их развеяли в воздухе; еще двое бежали в Индию, где и погибли; мятежный хан был предан смерти; его дворец вместе с эмирским сровняли с землей и стерли всякое воспоминание о мятеже и его главе.

В 1369 году, сразу же после подавления мятежа, военачальники и приближенные Тимура единогласно выбрали его правителем Самарканда; в то время ему было тридцать три года от роду.

Начиная с того времени его жизнь, впрочем, как и прежде, была чередой непрерывных войн и кровопролитий.

Получился бы слишком длинный список, если бы мы решили перечислить все события тридцати пяти кампаний, в которых он пронесся по Азии опустошительным вихрем; о них он оставил нам полный отчет в «Записках о жизни» и Уложениях, которые, как считается, были под диктовку записаны рукой его секретаря. Там, хотя он и высказывает некоторые правильные представления о обязанностях государя и старается доказать, что блестяще справился с ними, он перечисляет среди них принуждение к мусульманской вере и распространение ее силой оружия, а также обширные завоевания и одобряет мысль, что если государь отдает приказ, то, даже если он осознал ошибочность этого приказа, он тем не менее должен требовать его исполнения, иначе он поставит под сомнение собственную власть и вызовет к ней неуважение. В своей империи он способствовал установлению справедливости и процветанию подданных и правил, номинально опираясь на совет, созываемый в соответствии с кодексом законов, который своим потомкам завещал еще Чингисхан, хотя и не письменно, а по преданию; и в разных провинциях своей империи он поставил наместников, независимых друг от друга и подчинявшихся только его приказам, как это обычно делали могущественные правители Востока и как это много веков спустя Наполеон пытался ввести в Европе. Хотя обычно он судил преступников беспристрастным судом, порой его гнев оказывался сильнее его чувства справедливости, и тех, кто оскорбил его, злоупотребил доверием или правил тиранически, он приказывал обезглавить без промедления; менее виновные политические преступники наказывались изгнанием в монгольские пустыни у подножия Алтайских гор или смещением со своих постов; и он никогда не допускал, чтобы интересы частных лиц мешали государственным делам. Большинство восточных писателей, ослепленные его победами и славой, считая его защитником веры и ревностным приверженцем и поборником заповедей и вероучения пророка, восхваляют щедрость, с которой он распределял среди своих подданных богатства, добытые на войне, больницы и благотворительные заведения, построенные по его приказу, благочестие, с которым он строго исполнял все требования и обязанности своей религии, снисходительность его владычества над теми подданными, которые мирно подчинялись его власти, его достоинства как родственника и друга, его неизменное и неукротимое мужество; но европейские историки той эпохи содрогались от одного его имени и обвиняли его во всевозможных нечестиях и пороках, в самой низкой трусости[202] и малодушии, в самой дикой и бессмысленной жестокости. Поистине даже его злейшие враги не смогли бы преувеличить разорения, которые он произвел, и чудовищные расправы, совершенные по его приказу над беззащитными пленниками, которые неверной удачей войны попали к нему в руки, хотя его хвалители пытались найти ему оправдания в политической целесообразности и самосохранении; и, если часто повторявшийся и считавшийся достоверным рассказ о том, что он осудил своего пленника Баязида на заключение в железной клетке, где этот несчастный вскоре прекратил свое жалкое существование, разбив голову о ее прутья, давно уже опровергнут как выдумка, тем не менее в Персии, Индии, Грузии и Дешт-и-Кипчаке зверства Тимура редко могли найти параллели в истории и, учитывая, что монголы тогда уже были сравнительно цивилизованным народом, конечно, никогда не были превзойдены.

В то время как Чингисхан, по крайней мере, как считается, сражался за то, чтобы установить учение единого Бога и искоренить с лица земли мусульман, евреев, христиан, идолопоклонников и всех, превозносящих каких-либо пророков, святых или законодателей, делая их равными или почти равными Единому Верховному Существу, Тимур провозглашал, что ведет битву только ради славы и распространения мусульманской веры и учения пророка до всех краев земли. Его армия подчинялась тем же правилам, которые обеспечивали сплоченность и дисциплину огромных ратей первого монгольского завоевателя, чьи законы и военные распоряжения строго соблюдались его преемниками, среди которых нет ни единого татарского вождя между границами России и Китайской стеной, кто не претендовал бы на происхождение от великого Чингисхана. Каждый начальник и простой солдат под страхом смерти отвечал за жизнь и честь своих товарищей; от них требовалась учтивость, честность и справедливость в отношениях друг с другом; убийство, лжесвидетельство и кража вола или коня карались смертной казнью. Чингисхан также заповедал своим преемникам и потомкам, что, раз начав войну, монгол не должен щадить врага, если только он смиренно и искренне не взмолится о милости, но Тимур после вступления на имперский трон не выказал ни корыстолюбия, ни неумеренного честолюбия, а свою первую войну с внешним врагом начал только потому, что того требовала необходимость самообороны.