Сказки старые, да на новый лад - [5]
Вдруг Гиммлер приходит и докладывает:
— Хайль Гитлер! Золотая рыбка на волю просится. Говорит, мне обещано было, что отпустят меня, как все исполнится.
А Гитлер как! заорем, как завопит:
— Молчать! Я ее посадил, я ее и отпущу! Мало ли что было простым немцем обещано. А теперь я господин над Германией. Не гоже мне, фюреру, исполнять, что простой немец обещал. Прикажи, Гиммлер, рыбке: не хочу я быть господином Германии, а хочу стать повелителем Европы. Тогда отпущу ее в море.
Пошел Гиммлер к Золотой рыбке. А та на цепи сидит, совсем отощала. Ребра видны, позолота сходит. И море синее все почернело, нахмурилось: быть грозе!
А Гиммлер внимания не обращает.
— Так и так, — говорит. — Не хочет фюрер быть господином Германии, а хочет стать повелителем Европы. Тогда тебя освободить обещал.
— Что ж, — отвечает Золотая рыбка, — делать нечего. Будь по-вашему! Иди к своему фюреру, доложи — согласна я приказание выполнить.
Прошло времени ни много, ни мало. Стал Гитлер в Европе хозяйничать.
Корыто в танк превратилось. Взобрался на него Гитлер, позади себя Геринга, Гиммлера и Геббельса посадил, к корыту телегу прицепил, жирными «СС»-овцами ее всю наполнил, в путь собрался. А корыто ни с места.
Тогда Гитлер в корыто тройку запряг: Муссолини за коренника, Маннергейма и Антонеску в пристяжки. Хотел Тиссо пристегнуть, да такому цена — семь копеек пучок в базарный день. Так и раздумал. А козлу Пэтену велел воз медным лбом подпирать.
Всех распределил, стал погонять.
— А ну, макаронщики! Чистильщики сапог! Мамалыжники! Альфонсы, мародеры, вшивое племя, тухлый гуляш!
Тронулись в путь. По костям человеческим едут, по черепам стучат, пожарищами городов и сел путь себе освещают, ворованное мясо жрут, краденое молоко пьют, в награбленные одежды одеваются, на срезанные часики поглядывают, чужих жен и детей малых насилуют, кровавые следы оставляют.
Пройдет время, по этим следам гнев народный в Берлин дорогу найдет, сполна за все и всем заплатит.
Едет Гитлер на корыте — впереди своей тройки лихой, как стадо баранов, немецкий народ гонит.
Геринг с Гиммлером обжираются, обпиваются, в роскоши утопают, «СС»-овцы «хайль» кричат, а Геббельс на радостях не удержался, с воза соскочил и мелким бесом сбоку засеменил, на тройку забрехал, болонкой залаял.
Посмотрел Гитлер на север — там Англия, посмотрел на Запад — там Америка, посмотрел на юг — там Африка золотая, посмотрел на восток, а Там Советская земля: «Вот где можно развернуться, пограбить!» Завопил Гитлер на весь свет:
— Не хочу быть повелителем Европы, хочу всем миром владеть! А ну, к рыбке, бегом!
Дал взашей он Герингу и Гиммлеру, на Геббельса цыкнул. Скатились они с воза, к Золотой рыбке понеслись.
Прибегают, друг дружке мешают, наперебой кричат:
— Велел фюрер сказать, надоело ему Европой править, хочет и сушей и морем — всем миром владеть!
Посмотрели — батюшки мои! — рыбка еле дышит, от гитлеровских харчей отощала — кости да кожа остались, золотая чешуя выщербилась, не Золотая рыбка, а так — плотва какая-то.
— Ну, — кричат, — фюрер приказал! Слышишь?
А рыбка молчит.
— Доннер веттэр! Чорт возьми! — вскричали гитлеровцы. — Будешь ты отвечать, неарийская тварь?!
А рыбка молчит, глаза выпучила, чуть жива.
Синее море мрачнее тучи стало, ходит по морю черная буря, так и вздулись сердитые волны, так и ходят, так воем и воют.
Испугались Геринг, Геббельс и Гиммлер. Бежать бросились. Только вернулись, а ледяные волны уж тут как тут. Пиками сверкают, штыками льются, пушками громыхают, самолетами рокочут.
Оглянуться не успели — ни тебе нового порядка, ни фюрера.
В разбитом корыте носится по волнам Гитлер: жрать нечего, пить нечего, деваться некуда. Геббельс еще в воде барахтается, за жизнь цепляется. У Геринга один свиной пятак над водой торчит, а Гиммлер — пузыри пускает, под воду топором ушел, своему фюреру и всей компании дорогу показывать.
Волк и семеро козлят
Поселился на земле Волк.
В те поры, везде, куда ни глянь, — в лесах, в лугах, и на севере, и на юге, и на западе, и на востоке, в своих хижинах, при своих матушках жили козлята, славные ребята.
Захотелось Волку козлятины отведать.
«Дай, — думает, — схожу в Моравию, Богемию, в Чешский лес, за Рудные горы».
Побежал Волк — захрустел костями, застучал когтями, засверкал глазами. На Рудные горы взобрался, оттуда морду вниз свесил и зарычал своим грубым голосом:
И у самого слюнки текут, зубами от нетерпенья лязгает.
А козлятки отвечают:
— Слышим, слышим — не матушкин голосок. У нашей матушки голосок тоненький, нежный!
И не отворили двери.
Пошел Волк к кузнецу.
Стоит Геббельс, сам от горшка два вершка, и те книзу, хромой, косой, горбатый, вороватый — зато ариец! — немецкое счастье кует.
Обрадовался Волк!
— Геббельс, Геббельс! Сделай ты мне тоненький язычок!
— А ну, высунь!
Высунул Волк язык — длинный, шершавый. Взял Геббельс клещи и вытянул Волку язык, аж вон отсюда и дотуда. Потом елеем смазал, сахаром присылал, молотом постучал— хорош язычок! — и самого Волка одеколоном спрыснул, а то за три версты шкурой воняло.
