Сказки о невозвратном - [51]

В нашей работе мы изучали и применяли самые разные методы. Мне лично удалось придумать — и Гуру очень хвалил меня за эту идею, — как провести подобное воздействие элементарной газетной статьей. Требовалось лишь некое, даже, по сути, не очень сложное заклинание — и вот уже слова, а, точнее, образы слов, напечатанные на плохонькой бумажке, начинают сами проникать в умы и души, действуя на нужные струнки. А если то же самое — да в миллионный тираж? И главное, никто ведь даже заподозрить не сможет, что простая газета…

Мне удалось сделать эту штуку всего лишь на третьем месяце работы в Программе. Гуру тогда сказал, что я — буквально лучшая его находка за довольно долгое время и что он ни капли не жалеет о всех затратах… Из чего я заключила, что ему пришлось-таки изрядно похлопотать, чтобы меня разрешили сюда принять. Это было отрадно. Значит, он хотел меня видеть, значит, он заметил меня еще раньше, как-то выделил из толпы…

Гуру… Да даже если бы у меня вообще ничего не получалось, если бы моя работа не была такой интересной, если бы люди вокруг не были такими приятными… даже если бы мне пришлось круглыми сутками работать бок о бок с такими, как Тина и Дана, — игра все равно стоила свеч. Его присутствие озаряло светом все вокруг, и никакого другого света было не нужно. Если мне удавалось даже мельком увидеть его — а это случалось почти каждый день — этот изначально хороший день превращался для меня в праздник. А уж если удавалось обменяться с ним парой слов… Такие слова превращались для меня в драгоценность. Я уносила их домой, прятала, прижимая к сердцу, и потом, оставшись где-нибудь одна, долго, с удовольствием и нежностью, рассматривала и перебирала. Вот так он вошел… Так поглядел на меня… Так сказал…

Очень часто я делала это сидя в машине. Строго говоря, это было почти единственное место, где я могла гарантированно и надолго оставаться одна. И потом — может, это и глупо, но машину я тоже считала своего рода подарком от него. Ну пусть не напрямую, опосредованно, но все равно. Я очень любила свою машинку.

— Экая новость! — может быть, скажете вы, прочитав эти строки. — Подумаешь, большое дело! Да ты и Гуру своего любила, тоже мне фокус! Что может быть очевиднее?

И это одновременно и правда, и нет. Правда — потому что, конечно, любила, и тут не могло быть никаких иных вариантов, у меня с самого начала их не было, с самого первого взгляда, как он влетел тогда в аудиторию, слегка по своей извечной привычке опоздав, ворвавшись, как чертик из коробки…

А нет — потому что, пожалуй, тогда еще это все-таки было совсем другое. Любовь, особенно когда она настоящая, ну когда она именно любовь, а не поклонение — потому что это совсем другое слово из другой области, — так вот, любовь всегда тяготеет к взаимности, вопиет о ней. Она ревнива и требовательна, она живет, бьется и трепещет, ее нужно постоянно кормить, потому что не получая достаточно пищи, особенно на ранних стадиях, она просто не выживет. И так же, как легко ее накормить — взглядом, словом, кивком, — ее легко и затушить — все тем же взглядом, кивком и уж особенно словом. Просто словом, произнесенным не там и не так.

Мне же тогда было совершенно все равно, что говорит и делает мой Гуру. Это было совершенно неважно, это все было настолько недостойной мелочью по сравнению с тем, что он — просто был. Просто существовал, освещая самим этим фактом мою жизнь. И я была готова — не простить, бога ради, кто я такая, чтобы что-то ему прощать, — но принять абсолютно все, что угодно, лишь бы оно исходило от его… уст, рук, мыслей — неважно, от любой, даже самой малой, частички его самого. Я не думала ни о какой возможной взаимности, что вы, какая взаимность, я вообще ничего такого не думала, я даже не могла себе представить, просто не могла перенести вот это — вот Это! — в сферу каких-то телесных мыслей и представлений, это все равно что любить Солнце, если угодно. Ну или не Солнце — оно, пожалуй, слишком обжигает, если к нему приблизиться, но, допустим, — звезду. Да, это будет правильно — звезду. Причем звезду во всех отношениях.

Даже за то недолгое время, что я успела проработать на Проекте, мне несколько раз удалось увидеть Гуру с женщинами. Это были разные женщины, но то, какие отношения связывали их с моим кумиром, никакому сомнению не подлежало. Это было написано у них на лицах такими крупными буквами, что эта надпись словно вынуждала всех этих женщин становиться на одно лицо. Строго говоря, лиц там не было — были только эти отношения. И, говоря еще строже, — а разве могло быть как-то по-другому? Некоторые из этих женщин не обладали даже зачатками магии, у некоторых она была, но в таком небольшом количестве, что я, признаться, где-то в самой глубине своего сознания даже подумала — а не проверяет ли он на них наши новые разработки? Или — не отрабатывает ли что-то свое? Ну то есть, может быть, это не то, что мы думаем, а просто такая работа? И тут же высекла сама себя за эту мысль — какое я имею право? Какое мне дело? Разве он не заслуживает этого?

Да и не только этого, да хоть бы и все лучшие ведьмы мира столпились тут, ожидая, пока он удостоит их своим вниманием — какое мне дело? Мне-то все равно никогда не оказаться в их числе. Я радуюсь, что вообще могу тут работать, могу хотя бы мельком видеть его почти каждый день — и довольно. Тем более — я знаю, что есть жена, и что… Лучше вообще на эту тему не думать. Лучше вспомнить, как он сказал, что я нужна ему тут, на Проекте, и что от меня есть польза. А если я доведу до ума вот еще эту штуку…