Сказки Бустаная - [15]

Однажды, закончив штукатурить в указанном месте, Таях нашёл себе новую цель: состоятельный дом по соседству. На одной из стен чуть не сиял образ женщины средних лет с насмешливым лицом, столь величественной, что великолепное изображение пожилого мужчины рядом с ней совершенно меркло в сравнении. И Таях не смог удержаться, тем более, что особенно сильные чувства он всегда испытывал замазывая женские образы: набрал на мастерок побольше и шлёпнул прямо на насмешливое лицо, наслаждаясь тем как всё внутри сжимается от волнения и тоски. Посмотрел несколько секунд на оставшуюся без головы женскую фигуру и вдруг с ужасом увидел, как лицо вновь появляется из под штукатурки, осыпающейся песком вниз. Набрался Таях смелости, взял на мастерок ещё больше штукатурки и размазал её по всей женской фигуре, застыв в ожидании. И пяти ударов сердца не отстучало как штукатурка осыпалась и всё с той же величественной насмешкой женщина уставилась прямо на него. Тогда в ярости он сделал то, чего не делал никогда: вывалил весь остаток штукатурки прямо из ведра на стену.

— Жаль мне, сынок, твоих трудов, — прозвучал вдруг сзади голос, — Причём не только напрасных.

Быстро обернувшись, Таях увидел позади себя очень отдалённо похожую на настенный образ женщину. «Сынком» она вряд ли могла его называть, поскольку была лет на пять помладше, и величественность ей с лихвой заменяла обыкновенная самоуверенность богатой еврейской домохозяйки. Тут с шуршанием осыпалось на землю выплеснутое на стену, образ вновь освободился и он оказался будто пришпиленным к воздуху двумя насмешливыми взглядами — ангелоподобным и более чем земным.

— Знаешь в чём беда всякой лжи, сынок? — Продолжала женщина. — Она долго городится и кажется, что проверить её невозможно, а на деле проверяется она очень просто, только надо знать как. Ты зайди как-нибудь в дом, где освободились искры, а потом загляни туда после того, как работу свою закончишь, и посмотри, что получилось.

И с этими словами она резко развернулась и зашла в дом, громко хлопнув дверью. А Таях на подгибающихся от пережитого необъяснимого страха перед женщиной ногах побрёл к назначенному Подрядчиком месту, и когда тот появился во всём ему признался, только почему-то о последних словах женщины не рассказал. Подрядчик покачал головой, ухмыльнулся по своему обыкновению и сказал:

— Не бойся, бранить не буду, даже хвалю за рвение и горд тобой. Человека меряют по его врагам, а ты, шустрик, схлестнулся с самой Дворой, самым опасным для нас здесь человеком, как ни смешно это звучит. Она жена богача Шпеерзона, торгующего жратвой, вертит им как хочет. Умудрилась изучать Каббалу у самых известных раввинов, хотя баб те стараются к Тайному Знанию не подпускать. Ну, с этих пор всё, от мест, которые укажу, ни на шаг, теперь эта сука за тобой охотиться будет.

Больше недели прошло спокойно, Таях выполнял свою работу от сих до сих и шёл в трактир. Но вот, когда сидел он как-то за приятной беседой с Ренье, вдруг распахнулась дверь и влетел Подрядчик. На себя не похож, глаза горят как у кота, лицо аж всё чёрное. Подбежал к стойке, шарахнул по ней кулаком и заорал диким голосом:

— Мы потеряли виноторговца! Пьер умер для ночи! Встал на путь к смерти!

Поднялись страшный шум, ругань, вопли, Ренье разбил стакан об пол, громко заплакали женщины.

— Но нет, в этот раз мы так просто не сдадимся, хотя это и будет против негласных правил! — Взревел Подрядчик, подлетел к Таяху и сдавил ему плечо словно тисками. — Ты! Ты пойдёшь и вернёшь его нам! Сейчас же! А я уж этих тварей отвлеку, так отвлеку — долго помнить будут!

И, хотя Таях тут же с готовностью вскочил на ноги, потащил его к выходу чуть ли не волоком, так спешил. Они почти бежали по тёмным улицам, свет от прыгающего в руке Подрядчика фонаря раскачивал городок как дырявый корабль в шторм, глухо гремело старое ведро в руке Таяха. Сначала они, почему-то, выбежали за город, на пустой перекрёсток, Таях побоялся спросить зачем, да всё и так скоро выяснилось. Толкнув его на чахлую траву, Подрядчик вскинул руки и начал петь на непонятном языке, от этой песни коченело всё тело и Таяху казалось, что он сейчас растечётся холодной лужей по каменистой земле. Вдруг трава, кусты, деревья вокруг зашевелились и на дорогу стали выползать и выходить странные, но не страшные, твари, полулюди-полузвери, кто размером с мышь, а кто — с человека. Таях было заинтересовался и подался к ним, но ему стало худо, когда обернулся Подрядчик — такое жуткое у того было лицо.

— Иди и делай свою работу, я ударю с другой стороны, — прогрохотал тот не своим голосом, потом обернулся к разношёрстной орде и взвыл: — На город!

По длинной кривой устремился он к городу, а за ним, не производя ни звука, неслась толпа нелепых уродов. Если бы не воспоминание о лице, можно было бы посмеяться над зрелищем. Таях легко поднялся и зашагал в город. Он знал, где живёт Пьер и в провожатых не нуждался. Он шёл быстро, а когда услышал пронзительный, отдалённо напоминающий женский, вопль с той стороны, куда унёсся Подрядчик — вздрогнул и побежал. В одном из окон зажиточного дома виноторговца горел свет, а на задней стене слабо светилась довольно красивая, но несколько смутная и размытая картина: мужчина, очень похожий на Пьера в тумане смахивающем на кашу из разных неоформленных вещей склонялся над едва угадываемой женщиной. Таях поставил ведро на землю, посмотрел на изображение на стене и вдруг вспомнил слова Дворы.