Сказка без чудес - [45]

Зал загудел возмущённо.

— И старушки на «газели» по морозу будут туда же, в город, добираться, чтобы к врачу на приём попасть. Или укольчик сделать, — продолжал нагнетать Пётр Петрович. — Нас с Аменом, можно, конечно, снять, к чёртовой матери, других людей на должность главы района и сельского поселения назначить. Но денег-то и у них не будет! И не потому, что их кто-то украл. А потому что налогов мы собираем — кот наплакал. Налог на доходы физических лиц, ваши, то есть, доходы — раз-два и обчёлся, — принялся загибать пальцы глава. — Про свои доходы вы лучше меня знаете. Малый и средний бизнес, фермера наши — едва концы с концами сводят, то неурожай зерновых, то падёж скота. С них тоже ничего не возьмёшь. Промышленные предприятия не работают…

— А вот при советской власти всё работало! — подал обличающе голос старичок на первом ряду. — Добыча нефти нанесёт смертельный удар по экологии бора! Не всё можно измерить деньгами, коммерческой выгодой!

Талканов бросил взгляд в его сторону. Ну, конечно! Неугомонный краевед, коммунист Рукобратский!

— А вы, Степан Порфирьевич, ваши соратники, вообще государство чуть не угробили. Горбачёвых да ельциных в своей кэпээсесе воспитали, да во главе страны поставили, — отбрил его Пётр Петрович. И продолжил воодушевлённо. — А между тем мы в силах самым коренным образом изменить наше существование. Разработка нефтяного месторождения принесёт огромные доходы не только в казну государства, области, но и в бюджет района! И тогда нам хватит на всё. И на ремонт Дома культуры, и на содержание школы. В больницу колобродовскую хорошего врача пригласим, оснастим её передовой медицинской техникой. УЗИ-музи разные купим. Лечитесь, бабушки, на здоровье! Дороги заасфальтируем. Ставку методиста, — шутливо поклонился он Рукобратскому, — при музее для вас сохраним. А то мы вынуждены будем её сократить со следующего квартала…

Престарелый краевед заёрзал, дёрнулся было, открыл рот — хотел возразить что-то, но потом поджал губы, и остался сидеть на месте.

— Вон, тёте Лизе, — указал глава на пожилую женщину во втором ряду, — текущую крышу в избе починим. За счёт муниципалитета, как ветерану труда. А то она мне всё пишет и пишет, даже прокурору пожаловалась. А у меня денег всё нет и нет…

Присутствующие в зале, включая тётю Лизу, засмеялись добродушно.

— Что касается экологии… — Талканов нахмурился, вернул на чело серьёзное выражение. — Для меня экология — это не цветочки-лепесточки, жучки и паучки какие-нибудь. Для меня, для всех нас, дорога в рытвинах — плохая экология. И отсутствие питьевой воды в кране из-за аварии на водопроводе — тоже плохая экология. Протекающая крыша вот в этом Доме культуры, — обвёл глава руками пространство вокруг себя. — Отсутствие доступной медицинской помощи, пустой холодильник на кухне, наконец — вот это плохая экология. Не для жучков-паучков, не для деревьев каких-то, которые недуром, где хотят, растут, а для человека. Для вас, сельские труженики! — с надрывом в голосе завершил он тираду. — А потому, — с нотками торжественности, подытожил Пётр Петрович, — я прошу вас единогласно проголосовать за проект решения схода жителей села Колобродово. И одобрить начало промышленной разработки нефти в Заповедном бору! Карл Адольфович, — обратился он к главе посёлка, — зачитайте проект решения…

— Не надо! — загомонили в зале. — Мы согласны, чего уж там…

— Ну, тогда голосуем, — удовлетворённо вздохнул Талканов. — Карл Адольфович, считайте. Кто «за»? «Против» нет…

Глеб Сергеевич, сидевший за два кресла от краеведа, невысоко, так, что бы тот не увидел, тоже поднял руку «за». Негоже идти против воли народа!

Воздержался один Рукобратский.

— Единогласно! — воскликнул Пётр Петрович, и первым зааплодировал.

Никто из находившихся в зале не обратил внимания на незнакомца, притаившегося в самом тёмном углу на последнем ряду, слившегося с сумраком своими чёрными одеяниями.

Никто не видел, как он вошёл, как вообще попал в этот недоступный для прямого дневного света зрительный зал.

То ли загодя, задолго до начала схода, пробрался сюда. То ли бесшумно и плавно, как летучая мышь, спланировал с высокого, погружённого в непроглядный мрак потолка прибывавшего в разрухе и запустении сельского Дома культуры…

А Люций Гемулович, взирая на происходящее, улыбался потаённо.

Он был рад тому, что его вмешательства не потребовалось. Всё прошло так, как и было задумано.

И вообще, как-то так складывалось в последние годы, что власти в этой стране, как, впрочем, и во многих других, в коих возникла необходимость ему побывать, только и делали, что оправдывали ожидания Люция Гемуловича. Претворяя в жизнь его самые смелые и сокровенные помыслы…

17

Не сказать, чтобы «народный сход» произвёл на Глеба Сергеевича сильное впечатление. Он давно был знаком с неписаным сценарием подобных мероприятий, как чиновник. Неоднократно участвовал в них. А потому иных решений, кроме всеобщего «одобрямс» не ждал.

Другое дело, что над грядущими переменами в многотысячелетнем существовании Заповедного бора он впервые задумался только сейчас.

Не то, чтобы он исстрадался душой за этот и впрямь уникальный в своём роде лесной массив. Сколько таких лесов — и папортниковых, и хвойных, и лиственных, сельв и джунглей, существовало когда-то на Земле! И сгинуло во тьме веков задолго до появления человека, оставив лишь угольные пласты в таинственных недрах планеты.