Сказать по правде - [83]

– Я твоя дочь. – Слова звучат жалко, и мне противно. Отчаяние и уязвимость в предложении, которое должно быть не более чем констатацией факта.

Ему от этого тоже, кажется, противно. Голос звучит еще жестче; каждый слог бьет в динамик.

– То, что ты моя дочь, не делает тебя квалифицированным кандидатом. Честно говоря, этот звонок только подтверждает, что мы приняли верное решение.

Мы. Не они. Одна слезинка соскальзывает у меня по щеке. Я яростно стираю ее.

– Очевидно, – продолжает он, – что ты не обладаешь необходимым профессионализмом. Я знал, что ты избалована, но разочарован таким уровнем незрелости, Кэмерон.

– Конечно, я должна вести себя профессионально каждый раз, когда с тобой разговариваю, да? – выпаливаю я и поднимаюсь, отворачиваясь от зеркала, чтобы спрятаться от красных глаз. – Потому что все, что я делаю, каждый разговор…

– Именно так сделала бы твоя мать. – Его слова словно пощечина, и я, шатаясь, падаю на кровать. Он делает паузу, как будто знает, какой сильный удар нанес. Как будто… наслаждается этим. – Звонишь мне, чтобы я решил твои проблемы, потому что сама не могла потрудиться как следует? – Его острый голос становится низким, шелковым и пренебрежительным. – Я предоставил тебе больше возможностей, чем ты заслуживала. Исключительно твоя вина, что ты не способна ими воспользоваться.

Звуки бара, или ресторана, или где он там, становятся громче, и я догадываюсь, что он возвращается к тем, с кем встречался, когда я позвонила.

– Мне плевать на возможности, – выпаливаю я; каждый нерв в моем теле горит огнем. – Мне просто нужен папа.

Я вешаю трубку первой. До него две тысячи миль, но этого недостаточно. Я забрасываю телефон в угол комнаты и с удовольствием слышу тяжелый стук, с которым он падает на ковер.

Что-то капает мне на грудь, и, взглянув вниз, я вижу, как слезы пропитывают серебряную ткань платья. Лицо мокрое, макияж потек. Липкие комки туши виснут на ресницах, щиплют и жгут глаза. Дыхание вырывается болезненными всхлипами, словно я задыхаюсь. Я так давно этого не делала, что забыла эти ощущения.

Я не тянусь за кроссовками. Не останавливаю себя. Впервые за много лет я плачу.

Глава 39

Я сказала Брендану, что мне нужно еще сорок минут на подготовку. К тому времени как пришло сообщение, что он ждет у дома, я выплакалась до икоты, приложила лед к припухшим глазам и переделала макияж. Надев туфли, я выхожу на улицу, пытаясь вернуть предвкушение хорошего вечера, которое испытывала час назад.

Но не получается. Я устала, словно много лет бежала в гору и ноги слишком отяжелели, чтобы сделать еще хоть один шаг.

Перед домом припаркована машина Пейдж, но за рулем сидит Брендан. Заметив меня, он выходит.

– Вау, – говорит он тихо и благоговейно. – Ты прекрасна.

Я отвожу взгляд от его лица и оцениваю его одежду. Брюки со стрелками, голубая рубашка и идеально завязанный темно-синий галстук. Его волосы зачесаны назад и чем-то уложены. Такой красоты, как сегодня, я раньше в нем не замечала – он подтянутый и взрослый.

– Ты тоже отлично выглядишь, – говорю я, скрывая напряженную хрипотцу в голосе.

Он обходит машину и открывает для меня дверцу со стороны пассажирского сиденья. Я проскальзываю внутрь и немедленно замечаю, что обычный хлам – учебники, диски и обертки от еды – убран с сидений. Вся машина идеально чистая и даже пахнет мылом. Наверное, он чистил ее много часов. Это такой внимательный жест, такой очаровательный, что сердце сжимается в груди.

Брендан отъезжает от тротуара и выруливает на магистраль 10.

– Наверное, мне следовало раньше упомянуть, – говорит он с нервной улыбкой, – но я изумительно хорошо танцую. Не пугайся, когда мы окажемся на танцполе.

Я смотрю в окно; мне трудно оценить его искренний энтузиазм.

– Не буду, – бормочу я. И чувствую его встревоженный взгляд.

– Это была шутка, – осторожно говорит он. – Я ужасно танцую. Ты это знаешь. Помнишь «Рокки»?

Я посылаю ему быструю усмешку, но мои мысли заняты словами отца. «Разочарован. Не смогла. Незрелость». Даже если я поступлю в Ю-Пенн – что скорее всего, не получится, но если все-таки, – отец не перестанет так ко мне относиться. Я никогда не заслужу его уважения, что бы ни делала. Всю свою жизнь я пыталась произвести на него впечатление, заработать его признание. Теперь, зная, что этому не бывать, я не представляю, что делать со своим будущим. Я как будто ничего не стою. Пустышка.

– Эй, – неуверенно говорит Брендан, – ты в порядке?

У него встревоженное лицо и заботливый взгляд. От чувства вины меня мутит. Брендан идет на зимний бал только потому, что я его пригласила, а я так с ним обращаюсь. Он – лучшая часть моей жизни, лучший из знакомых мне людей. Я должна быть с ним честна. Но ради честности придется попросить его развернуть машину, а я не могу так поступить. Не могу испортить вечер, который он себе представлял. Не после всего, что он для меня сделал.

И я не хочу быть избалованной незрелой дочерью, которая не выдерживает критики.

– В порядке. Немного устала, – отвечаю я, положив ладонь ему на руку.

– Нам не обязательно идти на бал, – поспешно говорит он. И я знаю, что это правда. Он плюнет на всю свою подготовку и предвкушение, если я попрошу.