Сказания о Кудым-Оше и Пере-охотнике - [6]

Ударило по темени,

Что искры брызнули из глаз,

В глазах — круги и тени!

А он ворчит: «У нас вот так

Под осень жалят осы,

Кто лезет в драку — на кулак

И сам наткнется носом.

Нам забияки не сродни.

А ну-ка, братцы, подмогни!»

Бревно просунул меж колес,

Плечом уперся крепким,

И колесница — под откос!

И разлетелась в щепки!

Враги попрыгали в овраг,

Столпились, как бараны,

А из кустов, как белый флаг,

Торчит бородка хана.

Мчит воевода на коне,

Трубить велит победу:

— Позвать охотника ко мне,

К царю я с ним поеду!

И воеводский рог запел,

И войско загудело,

И тут наш Пера оробел:

«Не так я что-то сделал?»

Сверкнули лапти — Перы нет,

Лишь на снегу широкий след.

С трудом его потом нашли,

К царю в палаты привели.

Царь перед Перою юлит,

Как пред медведем ласка,

Чайком попотчевать велит,

Ведет беседу ласково:

— Проси какую надо

За подвиги награду!

— Твою награду мне не есть,

Куда она годится?

Дай кочедык* мне — лапти плесть,

Да сеть для ловли птицы.

И вот царевы люди

Дары несут на блюде.

Не прячет Пера хохоток:

Ему та сетка — как платок,

А золотой кочедычок

В его ладони, как стручок.

— С тобой, величество, водить

Дела, видать, непросто.

Уж коли хочешь наградить,

Так награждай по росту!

И царь от гнева стал шальной:

— Шутить ты смеешь надо мной?

Велю тебе, посконному,

Дать кочедык в сажень длиной

Из золота червонного

И сеть шелкову в три версты!

Теперь, мужик, доволен ты?..

А что охотнику теперь?

Дары за пазуху и — в дверь!

До дому он бежал бегом

От суеты столичной.

А царским тем кочедыком

Он лапти плел отличные!

ПЕРА И ГРАФ СТРОГАНОВ

У графа лысина, как блин,

Глаза — две черных щелки,

Утиный нос, бородка — клин,

Здесь все ему принадлежит —

Как две оладьи — щеки.

Деревья, люди, камни,

Он свой жестокий суд вершит

По всей земле Прикамья.

У графа людям не житье —

Пинки, кнуты, темницы,

Он и во сне кричит: «Мое!» —

Про все, что ни приснится.

Прослышал он, что у реки

У Лупьи за лесами

Живут привольно пермяки,

Собою правят сами.

— Я их в бараний рог скручу,

Набью им соли в горло,

Я к кандалам их приучу

И грызть заставлю гору!

Им вольной жизни не прощу

И всех в холопов обращу!

И он выходит на крыльцо,

Рукой бородку трогает,

Темнее туч его лицо,

Шутить не любит Строганов!

Два пистолета на ремне,

Две плетки держат руки,

Велит: «Тащите-ка ко мне

Всех кузнецов с округи!»

И приказал такую цепь

Сковать — длиннее Камы,

Чтоб охватить леса и степь

Со всеми пермяками.

Под грозным взглядом старика

И камни оробели.

Вздохнули в кузницах меха,

И молоты запели.

А граф следит — глазищи злы,

Людей, как шилья, колют.

Куют для пармы кандалы,

Для пермяков — неволю.

У ковалей черней смолы

И бороды, и руки,

Куют для пармы кандалы,

Народу — зло и муки.

Куют, судьбу свою кляня,

Не зная сна, не видя дня,

Звучит в ночи чугунный звон,

Как похоронный долгий стон.

И вот уже в глуши тайги,

Где ветры спят лесные,

Деревья валят мужики —

Страдальцы крепостные.

По спинам их плетьми секут,

И цепь — змею железную —

Они со стоном волокут

По просеке прорезанной,

Через озера и ручьи

Ее по парме тянут:

Мол, были земли здесь ничьи,

А нынче графа станут.

Орет приказчик: «Как волков.

Обложим в парме пермяков!»

У вести злой недолог путь,

И пермяки в смятении:

Где от оков, от графских пут

Найдут они спасение?

И только Пера ничего

Не ведает о деле,

Сон на печи сморил его.

А он храпит неделями,

И не разбудишь мужика,

Не растрясешь до срока,

Сопит себе — к щеке рука,

Свистит ноздрей широкой.

Его и с печи сволокли,

Гудят соседи осами,

Кудель лохматую зажгли

И сунули под нос ему.

Он как чихнет — и окон нет,

И два бревна осели,

Упал на корточки сосед

И выкатился в сени.

А Пера молвит пермякам:

— Зачем будить по пустякам?

Приснился мне недобрый сон:

На просеке на дальней

Я слышал звон, железный звон,

Печальный звон кандальный.

— То правда, — молвят пермяки. —

Нас от беды убереги.

Ведь с графом спорить — как с царем,

У графа пушки, конница,

И все в неволе мы помрем,

И род пермяцкий кончится.

Ответил он:

— За край родной,

За вас тряхну я стариной,

Готовьте к встрече пиво.

И вот он с луком за спиной

Лесной шагает гривой.

Читает Пера без труда

Следов звериных строки,

Ему — как лебедю — вода

Таежные дороги.

И вот уж просека видна,

И песня горькая слышна.

Ночь, словно серая сова,

Зарю крылом смахнула,

Костерчик теплится едва,

И просека уснула.

Охотник мимо костерка

Прошел неслышной тенью:

А цепь, однако, нелегка,

По пуду весят звенья,

И, словно Камушка, длинна,

Конца ей не отыщется,

Вот так протянется она,

Быть может, верст на тысячу.

Рвал Пера цепь, ломал узлы —

Ладони онемели,

Что делать, в мире кандалы

Всегда ковать умели.

Но видит он за синей тьмой

Родимый край в неволе,

Глаза людей — как стон немой,

Как сгустки черной боли,

Рекою горюшко течет

В пермяцкие деревни…

И налилось его плечо

Таежной силой гневной.

И цепь, как петлю, он рванул

И ею в воздухе стегнул!

Железный свист прорезал тьму,

Он был тяжел и страшен,

Он не одну разбил тюрьму,

Снес свечи царских башен,

Взметнулась вихрем эта цепь

Над графской белой спальнею

И, улетев за лес и степь.

Упала в море дальнее.

Взбесился граф, узнав о том,

Что с цепью сделал Пера,

Всех слуг своих избил кнутом

И был от гнева серый:

— Поймать мне Перу, заковать,

Пытать, казнить, четвертовать!

И снарядились в полчаса

Две тыщи стражников в леса.

В деревню Пере не зайти,