Сказания о Кудым-Оше и Пере-охотнике - [5]

— Давай с тобою, мужичок,

Померяемся силой.

— Как?

— А вот так: возьмем бревно,

Потянем друг у друга,

Кому достанется оно —

Тому и власть в округе!

Уселись так — глаза в глаза,

Взялись за кряж здоровый,

А Пера сзади привязал

Себя за пень кедровый.

Бревно рванул к себе лешак,

Как рвут из грядки репу,

Но крепок вязаный кушак,

И пень столетний крепок.

— С натуги лопнешь, старина, —

Охотник смех не прячет. —

Бессильна силушка одна,

Слепа, как зверь незрячий.

Лешак сопит, рычит, ревет,

Бревно со всею силой рвет.

Пень за охотником трещит,

Тугие рвутся жилы,

Земля вздувается, как щит,

Уж корни обнажило…

— Что там скрипит? — спросил лешак.

Ответил Пера веско,

Что входит, мол, в него вот так

Земная сила — с треском.

— Во мне уж силушки вдвойне,

Пустяк — с тобой тягаться мне!

И струсил леший, и прокис:

— Бороться мне не хочется,

Не стану я творить проказ

В лесах, где ты охотишься.

И леший наломать хвои

Побрел, лаптями шаркая.

У Перы хлопоты свои —

Нодью* наладить жаркую.

— Я знаешь, как храплю во сне?

Пред Перой леший хвалится, —

Повянут иглы на сосне,

Листва с берез повалится!

«Видать, не зря хитрит лешак,

Недоброе замыслил он», —

Подумал Пера не спеша

И так ответил Виселу:

— Во сне я словно бы горю,

Тебе признаюсь искренне,

Пускаю дым в одну ноздрю,

Другая пышет искрами.

Туман поднялся от земли,

И ночь спустилась вороном,

Спать на хвою они легли

Костра по обе стороны.

От храпа Висела трава

Повяла и посохла,

С деревьев сыплется листва,

От эха ночь оглохла.

Тихонько встал охотник наш,

Суровый и спокойный,

И приволок кедровый кряж

К своей лежанке хвойной.

Где изголовье — всю в дыму

Он головню подбросил,

Накрыл одеждой и во тьму

Ушел под кроны сосен.

И видит: серою копной

В ночи поднялся Висел

И с длинной пикою стальной

К его постели вышел.

Прокаркал: «Крепко спит мужик,

Коль из-под шапки дым кружит!

Богатырей пермяцких шесть

Сразил я этой пикой,

Еще один в запасе есть,

И он сейчас не пикнет».

И пика Висела, как гвоздь,

Кедровый кряж прошла насквозь!

И тут сказал из темноты

Охотник, целясь в лешего:

— Как старый хорь, коварен ты

И глуп, как заяц бешеный.

Ты будешь, Висел, первым,

Кого прикончит Пера.

Стрела упругая взвилась

И в сердце Висела впилась!

И вздрогнул раненый лешак,

Взревел грознее грома,

Тайгу вдоль волока круша,

Помчался Висел к дому,

И выбил двери лапой,

И мертвым рухнул на пол.

А в том дому на три угла,

В бревенчатом подвале

Тюрьма для пленников была,

Где люди бедовали.

Их Пера спас. И дом — спалил.

А ветер пепел распылил.

ПЕРА И ЦАРЬ

Не вьюга серая метет

Над зимней сонной пармой —

На землю русскую идет

Войною хан коварный,

Везет с собой его орда

Такую колесницу,

Что может рушить города

И разбивать столицы.

Отважно русские войска

Сдержать пытаются врага,

Но мчится колесница,

Взметая белые снега,

И к ней не подступиться,

И давит воинов она,

И степь грызет, как борона.

А были в войске пермяки,

И Мизя — воин первый,

Он с Лупьи, северной реки,

Он младший брат у Перы.

Он воеводе: «К нам сюда

Позвать бы Перу-братца,

Вот богатырь — не нам чета,

Хоть и не любит драться.

Но если парня рассердить —

Он гору может своротить!»

И воевода дал ему

Коней гривастых черных,

И мчит пермяк сквозь снег и тьму

В карете золоченой.

Вернулся Пера из тайги,

А брат к нему: «Пришли враги,

Земле ты русской помоги!»

На Мизю Пера осерчал:

— Живу своею волей!

И чтобы брата раскачать,

Три пота Мизя пролил:

— Ведь царь своих богатырей

Сгноил в сырых острогах,

Простых людей ты пожалей!

Карета ждет — в дорогу!

Подумал Пера: «Не могу,

На лыжах лучше побегу,

Не мне в каретах париться,

Как сяду — так развалится!»

И раньше Мизи по снегам

Пришел в столицу дальнюю,

А там — и крик, и шум, и гам,

И руготье скандальное.

Куда деваться мужику

В столичной этой давке?

Он протолкался к кабаку

И сел в углу на лавку.

Спешит слуга — спина дугой,

Пред Перой чарку ставит.

— Да из посудинки такой

И кошка пить не станет!

Вина бочонок прикати,

Да щей мясных в достатке —

Промялся крепко я в пути,

Оголодал с устатку.

Бочонок Пера осушил

И щей котел собедал,

И, захмелев, поспать решил,

А где поспать — не ведал.

Подумал он, зевнул слегка,

Утер ладонью бороду

И лег в сугроб у кабака

Посередине города.

А рядом — выше крыши! —

Его стояли лыжи.

В столице бьют колокола,

И тянут ротозеи

Свои носы из-за угла,

Во все глаза глазея:

— Ну, великан! Вот это да!

— А борода-то, борода!

— Взялось у нас откуда

Лесное это чудо?

А он храпит себе в усы —

Далекой пармы вольный сын.

Три дня в сугробе он проспал,

Не зная, что к столице

Все ближе ворог подступал,

Мял села колесницей.

Нашел его родимый брат

По лыжам над оградой.

И воевода Пере рад,

И войско тоже радо.

Бери-ка, Пера, острый меч —

Нелегкой будет сеча.

Но меч не для таежных плеч,

Бревно б ему покрепче!

Сомкнулось войско — щит к щиту.

Несется колесница,

И треск, и грохот на версту,

И дымом снег клубится!

Она скрипит, она пыхтит,

Плюются сверху пушки,

А хан в чалме верхом сидит

На самой на макушке.

На Перу выползла рыча,

Его задела осью.

Качнулся он. Но проворчал:

— Комар так жалит осенью.

Управа есть на комаров:

Ладонью хлоп — и будь здоров!

И он — бревном по колесу!

И вылетели спицы,

И захромала на весу

Злодейка-колесница.

А пушки бьют, а хан орет.

Снега взметнулись тучею,

И поползло опять вперед

Чудовище скрипучее.

И Перу так на этот раз