Сизифов труд - [51]
Радек чувствовал, как его душит что-то, что было прежде им, он словно влезал в свою прежнюю, сброшенную оболочку и испытывал невыразимое отвращение.
Жил он у родителей в бараке, вернее – поблизости от этого строения, так как оба они с отцом в теплые ночи спали на дворе, а в ненастье – в пустом сарае. Отец и мать взирали на него с непрестанным недоумением. Особенно дивился ему отец. Разговаривал он с ним мало, а когда, бывало, промолвит слово, то не иначе, как с вопросительным выражением в глазах – пристало ли, мол, так говорить? Юный Радек стыдился и тятеньки, и маменьки, и своего присутствия в проклятом Паенчине – стыдился неведомо перед кем. Он нарочно носил грубые крестьянские отрепья, ходил босиком и помогал отцу в его батрацкой работе, боясь, как бы кто-нибудь из проезжих не узнал его. И однако это был половинчатый стыд, таивший в себе глубокую и горькую, как полынь, обиду.
Родители не могли дать ему на дальнейшее учение ничего, кроме нескольких кругов масла и нескольких штук холщового белья. Вокруг никто не относился к нему иначе как с едкой, в лучшем случае снисходительной иронией. Несмотря на это, а быть может, именно потому, энергия Ендрека возрастала и смелость все крепла. Он призвал на помощь воспоминания об учителе и с этим капиталом, перебросив за спину ранец, отправился в широкий мир. Отец и мать оба плакали, провожая его далеко-далеко за поля фольварка. Они не знали, какие слова ему сказать при этом, вероятно последнем, прощании, что посоветовать, от чего предостеречь. Они лишь молча смотрели на него, стремясь запечатлеть в памяти его образ. Молчал и Ендрек. Остаться в Нижнем Паенчине он не мог ни за что на свете, он чувствовал, что у него там нет никакой почвы под ногами, никакой опоры, и все же, идя по убитой дороге и не оглядываясь назад, он плакал тихими мужицкими слезами.
Кое-как подкрепившись в корчме на распутье, он дал шинкарке причитающийся с него пятиалтынный и хотел было взять со стола ранец, как тут жирная баба снова пристала к нему:
– А вы, молодой человек, случаем, не сбежали откуда-нибудь? Не нажить бы мне с вами хлопот…
– Отвяжитесь, почтеннейшая! – сказал Радек громко и решительно.
– Ах так? Такой разговор! Ну, сейчас мы выведем тебя на чистую воду.
С этими словами она кинулась к дверям, пытаясь запереть их на ключ. Но гимназист оттолкнул ее так, что она отлетела в угол к бочкам, и вышел. Быстро проходя по деревне, он услышал позади крикливый голос шинкарки:
– За старостой! За старостой! Держи, лови!
За деревней, за последним ее деревцем, в него снова впилась когтями жара. Случай в корчме не был ему неприятен, наоборот – принес некоторое удовлетворение, но в то же время навеял какое-то еле уловимое суеверное чувство. «Дурное предзнаменование, дурное начало», – шептал он самому себе.
В этой местности холмов уже почти не было. Супесь, а кое-где и чистая песчаная почва, куда ни глянь, простиралась по необозримой, бесцветной и скучной низине. Вдали серели жалкие клочки леса, ближе, среди полей, кое-где виднелся плюгавенький пригорок, песчаный взлобок, бесплодный и мертвенный, как могила, а на ней несколько кривых, сгорбленных и сухих березок и сосенок. По обе стороны дороги тянулись сухие канавы, поросшие высокой травой, на которую с дороги нанесло столько пыли, что казалось, трава умирает под ней. Телеграфные столбы отбрасывали на белое полотно дороги свои короткие и мертвые тени. То тут, то там из земли торчал продолговатый, грубо вытесанный и закругленный кверху камень. На этих камнях были намалеваны какие-то дорожные знаки и кривые цифры, и они производили впечатление простых деревенских мужиков, выряженных в государственный мундир, которые стоят во фронт и стерегут что-то, но что – сами не знают. Кроме них, ничто не нарушало мертвенного однообразия дороги.
Завтрак (а в особенности пиво) не пошел Радеку впрок. Голова отяжелела, ноги заплетались, его морил сон. В одном месте он заметил на поляне грушу и возле нее чахоточные кустики; он свернул туда и соснул в тени. Однако вскоре он снова шагал по шоссе. Крупные капли нота выступили на его обгоревшем лице и шее, грязнили тесьму воротника, да и самый воротник окрашивали в светло-синий цвет. Шагая без излишней торопливости, Радек догнал едва тащившуюся телегу с тесом и спросил крестьянина, шагавшего рядом с упряжкой, не согласится ли он за гривенник подвезти его. Мужик долго смотрел на него, затем протянул руку за деньгами. Ендрек кое-как примостился на доски и свесил ноги. Низкорослые клячи, тащившие воз, тощие, костлявые одры, неопределенной масти, с огромными головами, гривами и хвостами, едва брели, чуть не касаясь ноздрями пыльной дороги. Их высокий, оборванный хозяин бесцельно помахивал над ними бичом и то и дело покрикивал:
– Вио-ооо… Вио-ооо!..
С минуты, когда Ендрек сел на воз, мужик не спускал с него глаз и даже перестал понукать коней. Насмотревшись вволю, он спросил:
– Откуда же вы, пан?
– Такой же пан, как и вы… – ответил Радек.
Крестьянин умолк и снова принялся его рассматривать. И лишь после долгого молчания скептически пробормотал:
Впервые повесть напечатана в журнале «Голос», 1897, №№ 17–27, №№ 29–35, №№ 38–41. Повесть была включена в первое и второе издания сборника «Прозаические произведения» (1898, 1900). В 1904 г. издана отдельным изданием.Вернувшись в августе 1896 г. из Рапперсвиля в Польшу, Жеромский около полутора месяцев проводит в Кельцах, где пытается организовать издание прогрессивной газеты. Борьба Жеромского за осуществление этой идеи отразилась в замысле повести.На русском языке повесть под названием «Луч света» в переводе Е.
Роман «Верная река» (1912) – о восстании 1863 года – сочетает достоверность исторических фактов и романтическую коллизию любви бедной шляхтянки Саломеи Брыницкой к раненому повстанцу, князю Юзефу.
Впервые напечатан в журнале «Голос», 1896, №№ 8—17 с указанием даты написания: «Люцерн, февраль 1896 года». Рассказ был включен в сборник «Прозаические произведения» (Варшава, 1898).Название рассказа заимствовано из известной народной песни, содержание которой поэтически передал А. Мицкевич в XII книге «Пана Тадеуша»:«И в такт сплетаются созвучья все чудесней, Передающие напев знакомой песни:Скитается солдат по свету, как бродяга, От голода и ран едва живой, бедняга, И падает у ног коня, теряя силу, И роет верный конь солдатскую могилу».(Перевод С.
Публикуемые в настоящем томе избранные места из дневников Жеромского составлены по изданным в Польше в трех томах дневникам писателя. Жеромский вел дневник в молодости на протяжении ряда лет (1882–1891). Всего дневник насчитывал 21 тетрадь, 6 из которых не сохранились. Дважды дневник терялся – первый раз при жизни писателя в его родном городе Кельцы и второй раз во время войны: рукопись дневника была вывезена гитлеровцами из Национальной библиотеки в Варшаве, где хранилась после смерти писателя.В дневнике, охватывающем почти десятилетие жизни писателя, отразилась напряженная, духовно насыщенная жизнь молодого Жеромского.
Впервые напечатан в журнале «Голос», 1892, № 44. Вошел в сборник «Рассказы» (Варшава, 1895). На русском языке был впервые напечатан в журнале «Мир Божий», 1896, № 9. («Из жизни». Рассказы Стефана Жеромского. Перевод М. 3.)
Впервые напечатан в журнале «Голос», 1891, № 5 как новелла из цикла «Рефлексы» («После Седана», «Дурное предчувствие», «Искушение» и «Да свершится надо мной судьба»). Вошел в сборник «Рассказы» (Варшава, 1895). На русском языке был напечатан в журнале «Мир Божий», 1896, № 9, перевод М. 3.
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.