Сизифов труд - [52]

– Это как же так?

– Эх, знаете что, лучше я пойду пешком… – сказал вдруг гимназист. – Клячи ваши не больно резвы, еле идут, а мне к спеху. Отдайте-ка мне мой гривенник…

– Гривенник? Это, стало быть, тот, что вы мне дали?

– Ну, а какой же?

– Да с чего бы это я стал вам деньги отдавать… – сказал мужик, размахивая бичом над хвостами своих клячонок.

– Ну как же? Ведь я и пяти минут на вашем возу не просидел.

– Да что мне в том? Ехать так ехать, а неужто ж я стану вам деньги отдавать…

– Давайте-ка деньги, а то как бы между нами не вышло чего!..

– Это между нами-то?

– Ну да!

– Вио-ооо!.. – произнес мужичонка так спокойно, словно Радека тут и не было.

Слезы навернулись на глаза юного путника. Все ему не удавалось в пути. Он не промолвил больше ни слова и двинулся дальше. В задумчивости он шагал все шире и не успел оглянуться, как прошел расстояние в несколько верст. Было еще жарко, только придорожные столбы и кусточки стали отбрасывать более длинные тени. Вдруг путник услышал позади глухой грохот колес и увидел быстро двигающийся огромный клуб пыли. Вскоре с ним поравнялась превосходная пара буланых лошадей, запряженных в бричку, в которой сидел кучер в ливрее и шляхтич в соломенной шляпе и парусиновом кителе. Шляхтич был молод, усат и, разумеется, смугл от загара. Взгляд у него был быстрый, твердый, тяжелый и до того подлинно барский, что в Радеке тотчас заговорила холопская душа, и он снял шапку. Бричка проехала мимо, окутав его облаком пыли. Стоя зажмурившись и повернувшись спиной к дороге в ожидании, когда осядет пыль, он вдруг услышал хриплый, повелительный голос:

– Эй, молодой человек, эй!

Радек открыл глаза и увидел, что бричка остановилась на расстоянии нескольких десятков шагов, а шляхтич подзывает его к себе таким жестом, словно сулит пятьдесят плетей.

– Молодой человек! – кричал тот все громче. Радек подбежал к бричке и с обнаженной головой остановился у подножки.

– Откуда держим путь, молодой человек? – спросил шляхтич уверенным голосом следователя.

– Из-под Пыжогловов.

– Откуда?

– Из Нижнего Паенчина.

– А кто такой, чей сын?

– Так, одного там…

– Какого такого «одного… там»?

– Крестьянина.

– Не угодно ли… крестьянина. И куда же ты топаешь в одиночку, любезный?

– В Клериков.

– Фью-фью! А зачем?

– Учиться, вельможный пан.

– Что за черт! На ученье у отца средства есть, а на подводу нет? Лошадей держит отец?

– Нет.

– Так откуда же, черт возьми, он берет на ученье, если даже лошадей…

– Мой отец работает в усадьбе… – сказал Радек, покраснев.

– Приказчиком, что ли?

Мгновение Ендрек колебался, страстно желая солгать и подтвердить, но, наконец, превозмог себя и признался:

– Нет, в работниках.

– Не угодно ли! Теперь уж, значит, и батраки дают своим детям образование в Клерикове. И в который же класс ты топаешь с эдаким ранцем, философ?

– В пятый, ваша милость.

– В пятый? Не угодно ли!.. И чем же ты там живешь, в Клерикове, раз дела так обстоят?

– В Пыжогловах я давал уроки.

– В Пыжогловах? Я спрашиваю про Клериков.

– Я еще не знаю Клерикова, ваша милость.

– Так это ты в первый раз?

– В первый.

– И думаешь там тоже своими уроками промышлять?

– Не знаю, ваша милость. Так, иду…

– «Так» идешь? Ну, садись на козлы, подвезу тебя до города.

Радек быстро взобрался на козлы и сел возле дюжего кучера в летней ливрее в белую и голубую полоску и ливрейной фуражке. Лошади рванулись с места и понеслись в клубах серой пыли. Лишь изредка перед глазами подростка мелькали небольшие избы, деревья, верстовые столбы и далекие рощи. Теперь он уже не управлял ни собой, ни своими решениями. Всем стал распоряжаться слепой случай или чужой каприз. Он знал лишь, что по приезде, который и сам по себе был результатом счастливо сложившихся обстоятельств, его ждет множество потрясающих неожиданностей, которые могут по-всякому обернуться. «Что будет дальше? Какой он, – думалось ему, – этот Клериков? А может, удастся… Начало было плохое, зато, может, теперь…»

На шоссе появились предвестники Клерикова: больше пешеходов, возов с тесом, господских бричек и длинных дрог, на которых тряслись целые вороха евреев. В одном месте под горой вырос большой кирпичный завод, а дальше на горизонте какая-то фабричка из красного кирпича. Радек видел такие здания впервые. Сердце его сжала какая-то длительная судорога и все чувства словно онемели. В таком состоянии ложного спокойствия юноша приехал в город. Клериков произвел на него впечатление громадного каменного лабиринта. Дома показались ему невероятно высокими, грохот ошеломил его, а улицы тянулись перед его глазами бесконечно. На рынке шляхтич бросил кучеру короткое приказание:

– На Тарговщину!

Бричка свернула в боковые улички, грязные и смрадные, съехала с мостовой на шоссе, обсаженное огромными деревьями, и среди плохоньких домишек предместья остановилась у ворот более представительного строения, напоминавшего просторный, приземистый господский дом в деревне. Шляхтич вылез из брички и бросил Радеку:

– Слезай, молодой человек, и иди за мной.

Мальчик соскочил с козел и машинально последовал за шляхтичем, не отступая от него ни на шаг. Тот поднялся по ступенькам из каменных плит в покосившиеся, неопрятные сенцы и, открыв дверь налево, сам отправился дальше, а Ендреку жестом приказал обождать. В кухне топтались две служанки, толстая кухарка в платке, придававшем ее голове сходство с аистиным гнездом, и молодая простоволосая девушка. Обе украдкой поглядывали на пришельца, который неподвижно стоял возле большой печи. Наступал вечер, и золотое сияние зари сочилось в кухню сквозь грязные, мутные оконные стекла. Радек невольно устремил глаза к окну и, почти не сознавая, что с ним происходит, потерявшись в стремительном потоке подхвативших его событий, спрашивал себя мысленно – он ли это? Он был весь в пыли, измучен дорогой, его томила жажда. Неподалеку стояла бочка с водой, а на краю ее жестяная кружка, но он боялся шевельнуться. За соседней дверью был слышен громкий разговор, бесцеремонный мужской смех и женские восклицания. Молоденькая горничная принялась ставить самовар, кухарка приготовляла мясо на котлеты, как вдруг дверь распахнулась и шляхтич, привезший Радека, позвал: