Ситцевый бал - [27]
А н о х и н а. Сам, стало быть, не выложишь отделу техконтроля?
М у ш т а к о в (подыскивая слова). Уж очень вы, Галина Степановна… как бы сказать…
А н о х и н а. Скажи — въедливая.
М у ш т а к о в. Нет-нет, я хотел… помягче.
А н о х и н а. Больно мягким стал, Муштаков. Какой помощник мастера был! Машины — что твои часики. Никому спуску не давал. А стал временным цеховым начальником…
М у ш т а к о в. Я что, просился на выдвижение? (Вздохнул.) Раньше с доски Почета не слезал, а нынче выговора не успеваю подсчитывать.
А н о х и н а. А на этот раз строгим выговором обернется, коли сегодня же за ум не возьмешься.
М у ш т а к о в (устало). Вы в качестве кого посреди фабричного двора меня отчитываете? В качестве народного контроля или?..
А н о х и н а. В качестве человека. Фабричной работницы. Можешь ты это понять?
М у ш т а к о в. А вы можете понять, что эта… будь она трижды неладна, партия жатого ситца марки «Ромашка-семь» должна уйти только высшим сортом? Иначе прокол в международном аспекте!
А н о х и н а. Ты меня аспектами не стращай.
М у ш т а к о в. Но вы и свою родную бригаду под удар ставите.
А н о х и н а. Моя забота.
М у ш т а к о в. Невеселая забота сорвать срок экспортных поставок.
А н о х и н а. Перестанешь мягеньким быть — не сорвем. Но поступаться качеством…
М у ш т а к о в. Качество отменное! А что пробиваются редкие точечки — так это только в микроскоп заметно. Заграница подумает, что современный модерн… Абстракционализм!
А н о х и н а. Уж коли иностранными словечками стал изъясняться, хоть выговаривай-то верно.
М у ш т а к о в. В данном аспекте вы не авторитет: у меня словарь иностранных слов куплен. (Смотрит на часы.) Ой! Созвал развернутую комиссию, а сам опаздываю!
А н о х и н а. Не разыгрывай театров. Какая еще комиссия?
М у ш т а к о в. Какая? (Мнется.) Не имею права сказать.
А н о х и н а. Нечего тебе сказать… Сейчас же ступай в ОТК и…
М у ш т а к о в (чуть не плача). Говорю же, комиссия ждет.
А н о х и н а. Выдумки.
М у ш т а к о в. Выдумки? Так вот знайте, многоуважаемая и наибеспокойнейшая товарищ Анохина! (Предвкушая эффект.) Я возглавляю комиссию по вашим проводам. Да, лично я! Разрабатываем торжественную часть вашего ухода на пенсию. Ну?
А н о х и н а. За торжественную часть, конечно, низко кланяюсь, но в ОТК придется заглянуть.
Входит И р а.
И р а. Извините, товарищ Муштаков… Но я полтора часа за вами гоняюсь.
М у ш т а к о в. Хоть бы и три, многоуважаемая ученица. У меня на дверях черным по белому написано, что…
И р а. Извините, очень важное дело.
М у ш т а к о в. Важными делами посреди двора не занимаются.
И р а. Для меня важное. (Показывает бумагу.) А вам — только подмахнуть. Смотрите, все визы уже есть. Подпишите!
М у ш т а к о в. Не подгоняй, у меня дел и так много.
И р а (взволнованно). Но сегодня за мной… Словом, подпишите сейчас… Вы понимаете?
М у ш т а к о в (развел руками). Покажи документ… Извините, Галина Степановна. (Просмотрел бумагу.) А-а, понятно. Вольному воля, многоуважаемая девушка. (Осматривается, куда бы положить бумагу, чтобы подписать.) Изобрази, летунья, конторку.
Ира наклонилась, он подписывает.
Вы свободны.
И р а (язвительно). Спасибо от «летуньи». (Торопливо уходит.)
А н о х и н а (глядя ей вслед). Кто такая?
М у ш т а к о в (рад, что меняется тема разговора). Молодая кадра. И трех недель не продержалась. Заявилась веселая, говорливая, так и сыплет красивыми словами. (Пародирует Иру.) Моя мечта — стать текстильщицей! А сейчас, видите ли, разочаровалась в нашем производстве!
А н о х и н а. Так и написала: разочаровалась?
М у ш т а к о в. Какая разница, что написала.
А н о х и н а. И ты так — раз, два — отпустил ее?
М у ш т а к о в. А что же, девчонке в ножки кланяться?
А н о х и н а. Поговорить хотя бы.
М у ш т а к о в. Меня никто не уговаривал, когда сосунком на фабрику пришел. И вас, наверное, тоже.
А н о х и н а. Местная?
М у ш т а к о в. В том-то и штука, что специально приехала!
А н о х и н а. Откуда?
М у ш т а к о в. Не помню уже. (Снова пародирует Иру.) Ах и ох, мне снится ваш городок! Целое кино прокрутила. А теперь — трепальщицы из меня не получится! Ничего из тебя, шалая, не получится!
А н о х и н а. Как фамилия?
М у ш т а к о в. А вам на что?
А н о х и н а. Фамилия?
М у ш т а к о в. Имя помню — Ирина… А фамилия… не запечатлелась.
А н о х и н а. Училась, говоришь, на трепальщицу?
М у ш т а к о в. А выучилась, видать, на трепачку!
А н о х и н а. В каком общежитии?
М у ш т а к о в. На что она вам сдалась? Ветер в голове.
А н о х и н а. Ладно, узнаю в кадрах. (Хочет уйти.)
М у ш т а к о в (развел руками). Все визы наложены.
А н о х и н а. И последнюю ты подмахнул.
М у ш т а к о в. Это она выразилась — «подмахнул». А я подписал. Сознательно. Не нужно нам в цеху безответственных девчонок!
А н о х и н а. Пойду. (Уходя.) А в ОТК завтра утречком позвоню. Так что до утра решай, Муштаков!
М у ш т а к о в (вдогонку). Даю торжественное обещание: в тот самый день, когда вас на пенсию проводят, я, врио начальника цеха Муштаков Сергей Петрович, за свой личный счет поставлю шампанское всем, кто пострадал от вашего… невозможного характера!..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.
Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.