Ситцевый бал - [29]
А н о х и н а. А кто в непочетные пойдет, не убедился еще? Людей лечить, одевать и обувать их, детишек учить… Ну и прочие мелочишки делать?
Стук в дверь. Ира растерянно посмотрела на Анохину.
Стук повторяется, более громкий и нетерпеливый.
И р а. Можно, можно!
Входит Д и м а. Хочет подойти к Ире, но его смущает присутствие незнакомой женщины.
Д и м а. Здравствуй, Ира!.. Еще не готова?
И р а. Здравствуй, Дима. Я сейчас…
Д и м а. Поторапливайся. У подъезда — попутный грузовик. Не шофер, а чистый Дед Мороз! Я про деньги заикнулся, а он как шуганет меня. А узнал про… про тебя — и сам вызвался нас подбросить прямо до Новогорска. Мы сэкономим два часа. Помочь?
И р а. Нет, я сама.
А н о х и н а (Диме). Здравствуйте.
Д и м а. Ох, извините. (Подчеркнуто вежливо.) Здравствуйте.
И р а (спохватилась). Познакомься, Дима. Это…
А н о х и н а (протягивает руку). Галина Степановна.
Д и м а (солидно). Дмитрий Андреевич… Сокращенно Дима. (Ире.) Ничего-ничего, успеем: за рулем у нас артист.
А н о х и н а. А вы уверены, что Ира поедет?
Д и м а (принимает это за шутку). Вы что, смеетесь?
А н о х и н а. Ежели бы поехала, то посмеялась бы. Над ней.
Д и м а. Как это понимать?
И р а. Дима… Кажется, немного поторопилась я с последним письмом.
Д и м а. Ты взрослый человек? Или…
И р а. Погоди. Оказывается, не обязательно учиться на трепальщицу. Меня вот Галина Степановна в ткацкую бригаду берет.
Резкие гудки грузовика.
А н о х и н а. Нет, не даст вам Дед Мороз потолковать.
Д и м а. Слышишь? Человек согласился ждать несколько минут, дорога неблизкая, трудная.
А н о х и н а. Девушка дорогу в жизнь выбирает. Это потруднее.
Д и м а. Ира уже выбрала! Никаких там трепальщиц, мотальщиц, чесальщиц!.. Не звучит. Ткачиха! От одного этого слова веет, не обижайтесь, дедовской стариной.
И р а. Что ты говоришь, Дима!
Д и м а. А что? Сейчас время созидания. Проще говоря, строек. (Увлеченно.) Экскаваторщик, крановщица, проектировщик — вот сегодняшние профессии. Звучит.
А н о х и н а. А Иришу куда определил?
Д и м а (уклончиво). В контору… пока. Но с перспективой.
И р а. Ты же писал, в монтажную бригаду!
Д и м а (смущенно). Броня в общежитии сейчас, как назло, только для учетчицы. (Уверенно.) Воздухом стройки можно дышать и в конторе. (Анохиной.) Не пряжа и лавсанчики разные к коммунизму приведут.
А н о х и н а. При коммунизме, говорят, от каждого по способностям. А способности — они у того, у кого к своей работе сердце лежит. Сам вот шофера артистом окрестил, а строитель, может, из него, как…
И р а. Как из тебя ткач!
Д и м а (Анохиной). Я не спорю. Но за Иру можете не беспокоиться. Она полюбит стройку. Ручаюсь. (Ире.) В тот раз ты меня не послушала. (Анохиной.) Я ей говорил, не надо было приезжать. Но она…
Снова гудки грузовика, еще более яростные.
А н о х и н а. Да отпусти ты, сделай милость, своего гудошу. Поговорить спокойно не даст.
Д и м а. О чем еще говорить? (Ире.) Запихни ты свои шмотки кое-как! Там перегладишь.
Ира растерянно посмотрела на Анохину.
А н о х и н а. Разумеется, можно перегладить. Только это… (Показывает рубашку.) Оставь, мне.
И р а. Нет-нет! Ни за что!
А н о х и н а (тихо). А я все равно не отдам. (Складывает рубашку.)
Д и м а. Не имеете, извините, права!
А н о х и н а. Нет, Дмитрий Андреевич, имею. И обязана у нас в Ленинском уголке на видном месте повесить. Реликвия — ты такое слово знаешь?
Д и м а (обиженно). Его и пионеры знают.
А н о х и н а. А рядом стихи большими буквами вывесим, что ее дедушка с фронта прислал.
И р а (оторвалась от чемодана). Какие стихи?
А н о х и н а. Из фронтовой газеты вырезал… (Вспоминает.)
Понимаешь, наши слова. И еще там говорилось, как с новыми силами пойдут они фашистов бить… Эти стихи у нас тогда все запомнили.
Без стука врывается разъяренный в о д и т е л ь.
В о д и т е л ь (Диме). Совесть у тебя, жених, есть?! Где вещички?
А н о х и н а. Не сердись, Дед Мороз… Снегурочка тебе сейчас объяснит.
В о д и т е л ь. Не до сказочек мне, гражданочка. У нас завгар — чистый Змей Горыныч, такой выговор мне влепит. (Ире.) Готовы?
И р а. Не поеду. Извините.
Д и м а. Ерунда, поедет!..
В о д и т е л ь (Ире, тихо). Не поедете, значит? (Диме, сочувственно.) Я тебя, браток, подожду. (Подходит к нему.) Не переживай. Ты лучше практический вывод сделай: нельзя невесту надолго одну оставлять, это только в песнях они парней годами ждут… (Анохиной.) Постановку «Горя от ума» видели? Так там прямо со сцены авторитетно заявляют: скажи, браток, любви каюк, кто на три года вдаль подастся!.. (Вздыхает.) Ну а при наших темпах и на полгода оставлять ихнюю сестру нельзя…
И р а (резко). Можете ехать!
В о д и т е л ь (кротко). Я на вас не обижаюсь, девушка. Поскольку вполне понимаю ваши пережива…
А н о х и н а (берет его за плечо). Хороший ты человек, а много лишнего говоришь, артист.
В о д и т е л ь (укоризненно). За мою отзывчивость меня еще и прорабатывают. Пламенный привет! (В дверях останавливается; Диме.) Может, подождать?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цезарь Солодарь — старейший советский писатель и драматург. В новый сборник писателя «Тем, кто хочет знать» входят пять пьес. Пьесы написаны на разные темы, но их объединяет правдивость, острота сюжета, идейная направленность. Автор хорошо владеет материалом. И о чем бы он ни писал — о днях войны, или о недостойных действиях американской разведки в наше время, или о грязных делах международного сионизма, — пьесы получаются злободневными и динамичными, с легким, всегда нравящимся читателю налетом комизма и читаются с неослабевающим интересом.
В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.